Тридцать…
Лет пятнадцать назад, Рита, как девочка, первая задумалась об их дружбе. Она поняла, что она женщина, а он мужчина, и их связь – это не просто связь. Ну да, конечно, она любила Эдика, он был для неё как брат, которого у неё ни когда не было. Она была ему как сестра. Но какая женщина примириться со статусом «как сестра», когда она подумывает о сексе? Но и сексуальных претензий на него она не вынашивала. Почти. А он, похоже, тоже был далёк от этих мыслей. Почти. Хотя их периодические схватки на диванах – борьба в шутку – и заставляли трепетать их внутренности, но как-то стеснялись они взглянуть в сторону друг друга откровенно такими глазами. Видимо интуитивно догадывались приложить максимум стараний для сохранения этого редкого, чего не наблюдали у других – таких доверительных отношений. Лет пять Рита думала так. Потом лет пять думала, что она бы, пожалуй, согласилась на брак с Эдиком, если б он… Потом лет пять думала, что всё складывается и должно складываться так, как оно складывается. Тридцатилетние юбилеи они встретили одинокими людьми.
Риту стали посещать пугающие мысли, она стала подумывать, а не обратиться ли за помощью к психологу? Многие девушки ставят планку высоко в поиске своей второй половинки, но постепенно опускают её вниз, убеждаясь в тщетности той или иной претензии к представителю противоположного пола или к себе, или улавливая признаки херения… Но не она. Забросив однажды эту планку как можно выше, она забыла о ней, а вот теперь… Теперь она боялась, а нет ли проблемы? Ей уже за тридцать, она красива, очень красива! Она умная, чувственная. В ней было столько женственности, что ей даже не шло управлять автомобилем. Притягательная и сексуальная в конце концов. Но почему-то так до сих пор ни кого не притянула… И она стала думать, что скорее Эдик порадует её своей свадьбой. И более того, может она ждёт, чтоб он первый женился, может это надо для того, чтобы выйди она замуж, он не остался один? Ну конечно, так и есть. И она в душе помолилась за него. Помолилась и попросила, чтоб он женился в ближайший год, и чтоб свадьба у них была красивая-прекрасивая, а она, Рита, может будет у них свидетельницей, но, по-любому, она будет там в офигеннейшем бирюзовом платье.
А потом Рите позвонила та, которая должна была бы позвонить ей последней из всех, кто мог это сделать - на столько «хорошими» у них были отношения - и спросила весело, не она ли, Рита, будет свидетельницей у Эдика, и что у неё есть пара замечательных идей для свадьбы.
Рита не поняла, и спокойным голосом переспросила про свадьбу:
«У «моего» Эдика?».
«Ты что, не в курсе?» - удивление в голосе той было не поддельным.
«Когда?!» - тон стал ледяным.
«Да вот же, двадцать седьмого!».
«Какого месяца?» - упавшим голосом спросила Рита.
«Этого» - в тон Рите тихо ответила «подруга».
Оставалось не больше двух недель.
Слёзы уже начинали подкатывать к горлу Риты.
«Слушай, я тебе перезвоню» - попросила Рита и, не дожидаясь ответа, положила трубку.
Горло как будто сжали тисками. Рита стала набирать маме.
«Мама, Эдик жениться, а я ни чего не знала!».
С первых слов мамы: «Ты главное успокойся, кто тебе сказал?», Рита просто остановила её и спросила:
«Ты что, знала? Почему мне ни кто ни чего не сказал?».
«Ну, так было надо» - ответила мама.
«Что?!».
Рита не верила своим ушам. Она бросила трубку, набрала маме Эдика.
«Тётя Эля! Почему мне ни кто, ни чего не сказал? Почему Лина это знает, и я так понимаю, она приглашена, когда я знаю, что он ни когда б её не пригласил? Почему она мне это сообщает?».
«А что конкретно тебе сообщила Лина?».
«Тётя Эля, почему вы мне ни чего не сказали?» - Рита была раскалена до предела.
«Ну, так было надо».
«Что?!»
И она уже третий раз подряд бросила трубку.
Она стояла красная, задыхающаяся, с силой сжимающая телефон. В висках стучало. Слёзы текли по щекам. Обида сменилась ненавистью, ненависть – разочарованием, а затем наступил страх – серый, вонючий, леденящий, отравляющий... И сознание зашептало:
«Я - больная! Меня обманули! Как меня обманули! Меня ни кто не любит! Я никчёмная! Я всю жизнь старалась делать всем хорошо, а мной только пользовались для достижения своих целей! Со мной даже мыслями своими никто не делился! Я всех достала! Все жалеют меня, считают, что я дурочка, и ненавидят меня, потому что я всем надоела и я - обуза! Господи, да я может блаженная, дурочка, а сама не знаю! И как я могу знать, что я дурочка, если я дурочка?! Дурачки они потому и дурочки, что не понимают этого! А-а-а, теперь я вспомнила, теперь понятно, зачем мне тогда Эдик сказал, что нет хуже дуры, которая пытается быть реальной дурой! Это он про меня, чтоб я не догадалась, что я дура! На свадьбу, меня? Я? На свадьбу к нормальным людям? Не льсти себе, там будут только нормальные!»
Рита не обращала внимания на разрывающийся звонками телефон, не заметила, как у неё в руке оказалась дымящаяся сигарета.
Она ни когда не курила. Отец – да, тот курил. Рита нет. Не заметила она и пятой сигареты. И докторов, которые её уводили. И родителей, которые стояли с искажёнными ужасом лицами, когда провожали машину «скорой помощи».
Теперь чаще она видела себя со стороны.
Вот доктор, который задаёт ей вопросы: как её зовут, фамилия, адрес, что беспокоит, не хочет ли она с ним поговорить; а вот она, Рита, сидящая напротив в больничной пижаме.
От одного взгляда на него Рите становилось всё ясно: работает, потому что так принято. Делает это ради своей семьи – жены, детей. Он хочет зарабатывать, чтоб они были счастливы, но разве они будут счастливы, если он их «строит» по своему образу и подобию? То есть они должны быть счастливы от того, что они счастливы! Да и не важно это – «построены» ли они. Важно то, что они может будут счастливы, а может и нет. Если будут, то и доктор этот будет счастлив, а если нет, то всё, на что он рассчитывал, окажется «несбывшейся» мечтой. Бедный доктор! Из кожи вон лезет, чтобы всем угодить, чтобы все кричали, какой он хороший. А когда им надоест повторять как попугаям, что хороший, что будешь делать? Что тогда с тобой будет, когда не сможешь отвечать себе, зачем ты всё это делаешь? Бедный доктор! Это вам нужна помощь! Это вам надо заняться тем, о чём вопиёт ваше нутро, чтобы быть счастливым и не думать каждый день, зачем мне всё это надо, а вы спрашиваете моё имя. В конце концов, разве вам не сказали этого мои родители, когда передали сюда?
Доктор смотрит в потухший взгляд девушки, пытается вспомнить что-то ещё, чему его обучили в вузе, чтобы растормошить девочку, чтобы подвигнуть её на разговор.