— Потерпим, сынок, а? Выйдем сразу на теле, а? Бах — и увидим вдруг знакомое симпатичное лицо!
Оба мы волновались — ужас!
Мы с папой еще раз проверили расчеты, все было верно, потом он вдруг снова захотел чисто земного чаю, которого мы не пили уже сто лет. Я приготовил нам чай, мы попили, и папа, улыбнувшись, сказал, как ловко, мол, он меня провел, потому что по всем показаниям приборной доски вполне можно уже пытаться выйти на связь со Славиным, причем сразу на связь теле. Я почувствовал, что оба мы напряглись. Папа отдал управление «Птилем» мне, сел за приборную доску, включил экран и попытался выйти на предварительную радиосвязь. Долго эфир был каким-то невыразительным, полупустым, чужим, и папа никак не мог прорваться, все время повторяя: «Земля-шестнадцать. Земля-шестнадцать. Я — «Птиль». Слышите меня?», и так много раз, и все впустую. И вдруг очень громко и ясно прозвучал голос Славина:
— «Птиль»?! Я — Земля-шестнадцать! Слышу вас отлично! Слышу отлично! Вполне отлично!
— Славин! — заорал папа. — Это мы — Рыжкины. Слышишь, старый черт! Славин, слышишь?!
— Да я узнал вас, узнал! — кричал Славин.
— Включай телесвязь, я настроился! — крикнул папа.
— Включаю, старина, — сказал Славин, и тут же наш светящийся экран чуточку ожил, забегали по нему разной ширины светлые и темные волночки, постепенно окрашиваясь в разные тона, несколько раз весь экран как бы вспыхивал, «взрывался» треском и наконец — вот оно! — мы увидели чистую цветную картинку с большим жутко симпатичным — рот до ушей — лицом Славина.
— Рыжкины! Мама родная, — сказал он. — Все! Ну и дали вы звону! Прилетели! Батюшки-светы!
— Толик, быстренько прими координаты, скоррегируй! — Папа продиктовал ему наши координаты, и Славин сказал:
— Все ясно. И почти точно идете. Ноль-три градуса к коридору «Аш-Бэ» и можно идти спокойно. Прямо к дому!
Потом они оба дико радостно хохотали, а я улыбался — рот до ушей. После папа быстро передал Ир-фа поправку курса, Славин спросил, с кем это там папа болтает, если Митька рядом, а папа сказал, мол, ишь какой, все хочешь знать, и они оба опять стали дико хохотать…
— Славин, радость ты наша! — сказал папа, отсмеявшись. — Давай теперь — отвечай точно. Маленький корабль дошел до вас?
— Да-а! Это было потрясающе! Такой клоп!
— Ты все выполнил? Кому надо сообщил правду, а нашей маме… А, Славин? — Выполнил. Все.
— То есть?
— Сообщил, кому надо, правду. А маме на Каспий ничего о задержке, время еще было, а вдруг вы вернетесь в срок.
— А как получается на самом деле? Там такое было, что мы со счета дней сбились.
— Да почти идеально вышло. Она вернулась на день раньше, чем должны были прибыть вы, поэтому не волновалась, что вас еще нет. Тогда-то я и сказал ей о задержке. Она говорит: «Почему? И на сколько?», а я говорю: «Напали на редкий металл, заказали от нас оборудование. Задержатся не очень надолго».
— А она? — спросил папа.
— А она: «А на сколько ненадолго?» Я говорю, а сам трясусь, улыбаюсь, но трясусь: «Ну-у, на недельку».
— Погрустнела? — спросил папа.
— Вроде бы. А ты бы чего хотел? — Слушай, главное то, что она прилетела на день раньше нас по нашему плану. Мы здорово опаздываем, да?
— На два дня всего.
— Вот черт! А она? Не в панике же, а?
— Звонила вечером в день своего прилета. И потом по два раза два дня подряд.
— А сегодня?
— Уже дважды звонила.
— Не просилась на связь с нами?
— Пока нет.
— Славин, миленький! Сделай так: если она вдруг позвонит, скажи тогда ей время нашего приземления, если нет, позвони ей сам, но лишь за час до расчетного времени прибытия: меньше волнений и трепыханий.
— Все понял. Сделаю. Ну, черти! Открыли новую цивилизацию! Это надо же! Ну, вы дали!
— Еще какую! — сказал папа.
— Те, кому положено быть в курсе дела, — то ли в панике, то ли в восторге. И здесь, и в Центре. В Союзном Центре.
— А во Всемирном?
— Само собой! Переполох — не то слово!
— В прессу не просочилось?
— Ни капельки.
— Отлично, отлично! Кто-нибудь нас встречать будет?
— Да, двое из нашего отделения Союзной космической Лиги, те, что в курсе. Они просили сообщить, если что. Каждый день звонят. Да и остальные прилетят! Такое открытие!
— Ч-черт! — сказал папа. — Всемирная даст нам звону. Это как пить дать!
— Это почему еще?! Ты же так внезапно вынырнул.
— Ч-черт! — повторил папа. — С Политории-то я никак не мог тебя предупредить! Только сейчас и могу.
— Слушай, Рыжкин, ты что-то темнишь! — сказал Славин. — Что случилось?! Говори! Я чувствую! О чем предупредить?!
— А то и случилось! Рядом с нами идет к Земле их корабль! Они в гости летят. По нашей инициативе.
— Ну, ты даешь?! Ты что, серьезно?! Да ты…
— А что, скандал будет? Не имели, мол, права их везти сюда без предварительного обсуждения?
— Да не знаю! Не в этом дело! Такая встреча, а представителей Всемирной Лиги нет.
— Так вот давай! — сказал папа. — Свяжись с нашими. Пусть будут наши журналисты. Как минимум. Срочное объявление по телеку на весь мир. И само собой — всемирный канал телепередачи с места. А Всемирная Лига прилетит, успеет… Еще бы она не успела! Техсредства у них есть. Желание, я думаю, тоже. Какие наши посадочные площадки? Мы садимся первыми, гости — вторыми. Интервал полчаса. Прикинь.
Помолчав и подумав, Славин назвал номера площадок.
— Они не знают наших цифр, — сказал папа. — Обозначь их место посадки изображением земного шара, понял? А я им объясню. Заранее все объясню.
— Понял. Заварили вы кашу!
— Не я. Обстоятельства. Не мог раньше сообщить.
— А не мог связаться для консультации, мог и гостей не везти, — шутливо брякнул Славин.
— Нет, — строго сказал папа. — Этого я не мог. Не имел права! Перед ними. Позже поймешь. Так — это неясно. Здесь все знать надо.
— Ну, хоть сами вернулись, — сказал Славин. — И то хорошо.
— Про жену все понял? — сказал папа. — Буду выходить на связь каждый час, жди.
Они разъединились, и мы с папой посмотрели друг на друга, пожимая плечами.
Потом папа связался с Ир-фа, сказал ему о телесвязи с Землей, что там все готовятся, посадка обеспечена, и объяснил ему, как будет выглядеть для него посадочный знак: вид планеты Земля. Ничего больше папа, конечно, не сообщил — чисто технические детали. И тогда сам Ир-фа спросил: