— «Может, нам составить собственный план эвакуации?»
— «Стебли далеко от нас. К тому же, куда бежать-то? Несмотря на обстановку, на Вектесе всё равно безопаснее, чем на материке».
— «У нас скоро закончится топливо, необходимое для эвакуации».
— «Я договорился с КОГ, что мы покинем остров вместе с ними, если они обеспечат нам защиту», — сказал Треску, и добавил про себя: “А мне надо думать, как спасти мой народ, а не помирать с КОГ в обнимку”.
— «Пока они держат своё слово, договор в силе», — Треску повернулся к кошке на крыльце. — «А что касается тебя, Оска, то держись подальше от сержанта Матаки. Она как раз ищет мех для обивки сапог».
Треску направился дальше, вглубь лагеря. Он выбрал длинную дорогу до своего дома и сделал это специально, чтобы гораснийцы его заметили. Это имело огромное значение. Именно так и должен себя вести командир, ждущий от остальных выполнения его приказов. Многие сочли его предателем из-за заключения мира с давним врагом, не говоря уже о том, что теперь он с ними открыто сотрудничал и даже позволил им пользоваться запасами имульсии гораснийцев. Одним из таких людей был Янку Нареси.
“Пусть болтают себе, что хотят. Только воздух сотрясают”.
Но слова оставались лишь словами. Открыто против Треску никто не выступал — кишка тонка. Чёрт подери, он ведь был из семьи Треску. Его отец одолел превосходящие силы КОГ в Бранаску, а его дед отбросил их от границы. У Треску это было в крови. Горасная никогда не подписывала акт о капитуляции, потому что даже истощённую веками кровопролитных войн, её так никто и не смог захватить. И всё это благодаря семье Треску, стоявшей у руля.
“Позволив Прескотту и Хоффману пользоваться нашим топливом, я вверил в их руки судьбу моего народа. Но они нам не враги. Теперь это не они нас убивают”.
Добравшись до своей палатки, которая ничем не отличалась от тех, что были у его подчинённых, Треску заметил, что у Илины сидят гости. Это были командир буровой платформы Стефан Градин, оставшийся не у дел после её разрушения, и старший прапорщик Теодор Мариск, которого практически все звали просто Тео. Они сидели перед палаткой, куря одну сигарету на двоих. Заметив приближающегося Треску, парочка медленно встала, будто бы их ноги затекли от долгого сидения на одном месте.
— «Ваша жена выгнала нас на улицу, капитан», — сказал Тео. — «Говорит, курить можно только снаружи».
— «Правильно говорит», — Треску забрал самокрутку у Тео, бросил на землю и растёр каблуком, чтобы потушить. — «Дурная привычка. К тому же, ещё и для других опасная, когда кругом полно легковоспламеняющихся материалов. Напомните потом, чтобы я вообще запретил в лагере курить. Так, пошли обедать».
Илина подмигнула Треску, когда он, пригнувшись, зашёл в палатку. Внутри царило благоухание блюда из ягнятины с чесноком. Треску в который раз поразился её таланту так умело готовить на обычной походной плитке. Его десятилетний сын Пётр, будучи весьма неплохим стрелком для своего возраста, увлечённо чистил винтовку в углу. Нахмурившись, он внимательно осматривал все её детали.
— «У вас тут совещание командующих будет, или, может, всё-таки пообедаете?» — язвительно спросила Илина. Треску подошёл к ней, обнял со спины и поцеловал в макушку. — «От совещаний сытым не будешь, и даже не пытайся упрашивать меня».
— «Я бы и не посмел, любимая. Можно, ребята останутся? Они меня долго ждали, проголодались».
— «Ладно. Но у меня для них ничего кроме хлеба нет. Я готовила только на троих».
— «Если хотят, то пусть берут мою порцию», — отозвался Пётр. — «Я не против».
— «Нет, тебе надо хорошо питаться, чтобы вырасти сильным», — Треску выдвинул стул и жестом попросил сына сесть к столу. Треску хотел, чтобы мальчик присутствовал на совещании, как полноправный его участник. Он считал, что сын уже способен понять, в какую ситуацию попал их народ, и не желал вести дела у него за спиной. Было очень важно, чтобы с малых лет Пётр овладел всеми навыками, необходимыми для управления целой нацией. Ведь однажды, возможно, ему придётся встать на место отца. — «Так что кушай всё, что мама готовит для тебя, хорошо?»
— «Да, пап».
— «Вот и хорошо», — Треску залез в хлебницу и положил на стол перед Тео и Стефаном пару плетёных булочек. — «Ну что там у вас такого важного, что после обеда обсудить нельзя?»
— «Какая-то странная херня творится, капитан», — ответил Стефан на тиранском языке. — «Мы проверяли моторы на “Адмирале Энка”, как вдруг перехватили какие-то непонятные сигналы по рации. Они шли на частоте, которую раньше использовал штаб судоходства».
— «И что там было?»
— «Без понятия. Похоже на пакет данных. Вроде тех, какие спутники передают».
— «Может, шифрованный канал КОГ?»
— «Я этих шифрованных каналов наслушался до конца жизни. Нет, это другое. К тому же КОГ сейчас уже ничего не шифрует».
Первым делом Треску подумал, что Хоффман тестирует линию связи со спутниками “Молота Зари”. Конечно, можно было его спросить об этом напрямик, и Треску был уверен, что полковник в ответ юлить не станет.
“Ну, они сами признались, что спутники системы “Молота” стали ломаться. А может, полковник просто не хочет говорить об этом, зная, что “Молот” — болезненная тема для нас. По крайней мере, Хоффман не хочет расстраивать нас лишний раз”.
— «Пап, они нас что, опять бомбить будут?» — спросил Пётр.
Гораснийцы не любили вспоминать свою историю. Пётр ведь ещё даже не родился, когда КОГ нанесли удар “Молотом Зари”, не говоря уже о Маятниковых войнах. Поставив на стол горшочек с жарким из ягнятины, Илина одарила Треску усталым взглядом, но промолчала. Он знал, что ей это не нравится, ведь она не хотела, чтобы её сына с детства учили ненавидеть чужаков. Жена говорила, что он сам должен был во всём разобраться и составить собственное мнение.
“Зато я не хочу, чтобы оно у него было. Потому что тогда уже будет слишком поздно. Может, КОГ и не убьёт нас из умысла. Может, они просто совершат ещё одну смертельную ошибку. Мне приходится верить в их профессионализм”.
— «Не волнуйся, у них больше нет бомб», — ответил сыну Треску. — «Только “Молот Зари”. А если они и используют его на нас…»
Он прервался, посмотрел на Илину, а затем продолжил:
— «… то только по неосторожности, как это было, когда они сожгли собственный народ, чтобы самим спастись. Так что всё нормально, не так ли?»
— «Ты говоришь каким-то сдавленным голосом, пап. У тебя такой обычно бывает, когда ты вроде и шутку рассказал, хотя на самом деле в ней нет ничего смешного».
— «Прости меня, Пётр», — никто так грамотно не поставит взрослого на место, как проницательный ребёнок. — «Ты уже большой, и всё понимаешь. Сейчас ещё слишком рано безоговорочно полагаться на людей из КОГ. Мы столько лет с ними воевали. Да и они сами вовсе не спешат полностью довериться нам. Доверие вообще просто так не возникает — и нам, и им придётся заслужить его друг перед другом».
— «Но они ведь всех убили! Сожгли все города!»
— «И свои в том числе. Я знаю, такое непросто понять», — Треску старался давать максимально нейтральные ответы, чтобы не злить Илину. — «Но угроза, которую несла в себе Саранча, была столь велика, что КОГ решились заплатить такую цену в попытке остановить её».
— «Но Джасинто они ведь не сожгли», — несмотря на возраст, у Петра довольно неплохо было развито логическое мышление. — «А все говорят, что Светящиеся ещё хуже Саранчи. Так почему бы им не использовать “Молот” ещё раз?»
— «Сейчас уже спутники не так хорошо работают, как раньше», — Треску уже начал волноваться, что Петру потом от таких разговоров кошмары ночью будут сниться. Надо было его чем-то отвлечь. — «И Хоффман — неплохой человек. Он никогда снова не пойдёт на такое. У него жена погибла, когда КОГ сожгли собственные города».
— «А вы откуда это знаете?» — вскинул голову Тео.
— «Яник рассказал», — ответил Треску. — «Он вечно треплется с лейтенантом Матьесоном. Ничего достоверного, но полно интересных слухов».