— «Попробую так делать», — сказал Дом.
— «А у Геттнер всё наоборот, думаю».
— «Да, кстати, с ней всё нормально? Она последнее время будто сама не своя».
— «Вымоталась, наверно. Словами тут не поможешь».
Вновь оглянувшись, Дом заметил, что Маркус снова вернулся к наблюдению за местностью под ними. Новых стеблей они сегодня не заметили. Дом поймал себя на том, что вновь пытается договориться сам с собой, как делал уже не раз, будто несясь по замкнутому кругу: подавив внутри надежду на то, что стебли исчезнут сами по себе, он избежит её краха и дальнейших разочарований, когда стебли вновь полезут наверх. Но как это бывает и с любой другой навязчивой мыслью, попытка не думать о ней приводила лишь к невозможности думать о чём-либо другом. Дом прекрасно понимал, почему Диззи так часто прибегал к помощи алкоголя. Это тоже был такой способ отключаться от всего, ничем не отличавшийся от метода Соротки с его обратной связью, просто бил по печени сильнее, и куда меньше уважался в обществе, гордящемся своим стоицизмом и прямотой при столкновении с трудностями.
— «Вижу цель», — сказал Маркус. — «Примерно в пятистах метрах по левому борту, над верхушками деревьев».
Соротки развернул вертолёт в указанном направлении.
— «А, да, вижу… Крепыши какие, неплохо выглядят».
Дому пришлось немного высунуться из пассажирского отсека, чтобы разглядеть стебли. Их изогнутые тёмно-серные ветви торчали над верхушками деревьев. Вокруг было ещё довольно много растительности, и, судя по зелёной листве, эти стебли появились недавно.
В ноздри Дома ударил сильный запах горючего.
— «Блин, Соротки, ты птичку свою давно чинил?» — спросил он. — «Судя по запаху, топливо подтекает».
— «Мы каждый раз перед полётом машины проверяем, Дом».
— «Всё равно воняет сильно».
До стеблей оставалась не больше сотни метров. Движения Дом пока не заметил, но это не значило, что у стеблей их не поджидают полипы.
— «Не тратьте патроны», — предостерёг Маркус. — «Стреляйте только если есть прямая угроза. Мы не можем каждый раз палить по ним просто так».
— «У нас вообще хоть что-нибудь есть ещё в достатке?»
— «Да, гидроэлектростанции», — проворчал в ответ Маркус.
— «Отлично. Тогда будем пересаживать птичек на аккумуляторы», — отозвался Соротки. — «Подлечу-ка я поближе. Митчелл, пора фотоаппаратом пощёлкать. Прескотт хочет, чтобы мы снимали каждое долбанное пятнышко на этих тварях».
— «Жалость-то какая, что он кандидата наук по биологии не получил», — ответил Дом. — «Чего ему это так интересно? Он что теперь, фотографии стеблей коллекционирует, или как?»
— «Да без понятия. Может, от отчаяния мается».
“Ворон” медленно летел вдоль гряды стеблей. Дом сверился с нарисованной от руки картой Матьесона. Судя по всему, стебли вели себя так, как от них того и дали. Они двигались по разлому между гранитными плитами, пробиваясь сквозь мягкую породу и почву.
— «Эй, Мэл, повиси так немного», — сказал Митчелл. — «Мне надо выровнять изображения по сетке».
— «Может, пониже спуститься, Ваша Светлость?»
— «Не, с этим я сам справлюсь, спасибо».
— «Ну и прекрасненько».
Маркус ухватился за страховочный поручень над головой и как можно дальше высунулся наружу. Со стороны выглядело очень рискованно, и Дом уже было собрался подойти и ухватить Маркуса рукой, чтобы тот не упал, или хотя бы пристегнуть ему на пояс страховочный трос. Маркус пристально уставился на что-то внизу. Внезапно он напрягся всем телом.
— «Соротки, зайди ещё на один круг», — что бы там не увидел Маркус, это его явно встревожило. А Маркус редко когда бывал встревожен. — «Там что-то на земле».
— «И сколько ног у этого “что-то”?»
— «Нет, это не светляки. Я увидел какую-то вспышку, когда ветер всколыхнул листву».
— «Какую ещё вспышку? Хочешь на тросе туда спуститься? Я бы не рекомендовал».
— «Высади нас где-нибудь подальше, мы пешком дойдём обратно», — вмешался Дом. — «Митчелл, ты ведь засёк место?»
— «Я видел отблеск», — сказал Маркус. — «Но на карте ручьи в этом месте не отмечены».
— «Пруды успевают появиться и пересохнуть ещё до того, как их кто-нибудь нанесёт на карту», — ответил Митчелл. — «Увлекательная штука, эта зрительная навигация».
— «Эх, как я любил гулять возле запруд в детстве», — Соротки сегодня окончательно ударился в ностальгию. — «Мальки лягушек плавают, жуки-плавунцы, стрекозы. Столько лет этого всего уже не видел. Всё исчезло».
— «Как же я рад, что Бэрд с нами не полетел», — пробормотал Митчелл.
“Ворон” развернулся и направился к ближайшей поляне. Дом знал, что ему придётся стать голосом разума для Маркуса, когда дело касалось его личной безопасности — единственной вещи, в которой ему отказывало его здравомыслие. Маркус был умён и рассудителен, как и его отец, но при встрече с опасностью он первым лез в пекло. За годы дружбы с Маркусом Дом понял, что это вовсе не глупость, невежество или непонимание всех масштабов угрозы, и даже не заносчивая уверенность новобранцев, считающих что с ними ничего плохого не случится, а отчаянное желание спасти других, уберечь от опасности, подвергая риску самого себя вместо них.
““Жертвенность” — вот как это называется. Жертвенность смягчает боль. Какую боль он пытается унять сейчас?”
Много есть причин тому, чтобы из мальчика вырос мужчина, испытывающий потребность в том, чтобы заботиться обо всех рядом. Страх потерять близких. Чувство вины за тех, кого уже потерял. Или даже желание компенсировать то, что о нём самом никто не заботился. Наблюдая за подёргивающимися скулами Маркуса, ожидавшего, пока Соротки опустит вертолёт достаточно низко для прыжка, Дом подумал, что, вероятно, здесь была смесь всех трёх причин.
— «Что ты так переживаешь об этой воде?» — спросил Дом. — «У нас тут и так рек всяких полно».
— «Это была какая-то жижа», — ответил Маркус. — «Отблески были не на воде, а на жиже».
Он спрыгнул вниз, прямо в центр вихря из листвы и пыли, и побежал в сторону, чтобы укрыться от порывов ветра. Дом всё ещё обдумывал слова Маркуса о жиже, а вертолёт тем временем снова поднялся в воздух, оставив их одних на поляне. До цели надо было идти двести метров.
Их по-прежнему преследовала невыносимая вонь топлива. Дом, уже привыкший к чистому деревенскому воздуху, теперь стал замечать все те свойственные городу запахи, на которые раньше не обращал внимания. В армии всё провоняло имульсией и смазкой, и база в Джасинто не была исключением.
— «У него точно топливный бак протекает», — Дома раздражало то, как Соротки легкомысленно воспринял его предостережение в вертолёте. — «Говорю тебе, больше в его драндулет ни ногой, пока я сам лично всё не проверю».
— «Жижа впереди», — ответил Маркус. — «Пошли».
— «Что?» — Дому были видны верхушки стеблей, так что компас им не понадобился. — «Если хотел атмосферы загадочности нагнать, то тебе это удалось».
Маркус в ответ лишь зашагал вперёд через заросли молодого леса. Дом последовал за ним, озираясь по сторонам в поисках полипов. Он всё равно бы не услышал как они шуршат в кустах, с учётом всего того шума, что издавал при ходьбе Маркус. И лишь когда Дом заметил, что топливом пахнет куда сильнее прежнего, его озарила догадка.
— «Маркус, ты что, имульсию имел в виду, да? Имульсию, чёрт её дери?»
Маркус бросил взгляд через плечо на Дома. Впервые за долгое время он был доволен — насколько вообще он мог выражать удовлетворение. Даже хмуриться перестал ненадолго.
— «Помнишь, как её впервые обнаружили?» — спросил он.
— «Да, она из земли сочилась, стекаясь в лужицы на поверхности».
— «Вот именно».
Дом не настолько потерял голову от перспектив обнаружения нового источника топлива, чтобы перестать следить за лесом вокруг него. Он осмотрел стволы деревьев вокруг него на предмет повреждений, поискал взглядом обгорелую поросль у земли, напряжённо вслушиваясь в раздающиеся вокруг потрескивания и шорох листвы. Из-за кустарников полипов сразу не заметишь — мигом в жопу вцепятся, и глазом моргнуть не успеешь.