— «Ё-моё…» — прошептал Коул. — «Мне теперь это всё в кошмарах ночью сниться будет».
— «Блядь, всё вымерло».
— «Ага».
— «Чёрт, но как?! Тут же нет ни одного стебля!»
— «Да хрен его знает», — Коул нажал кнопку на наушнике. — «“Восемь-Ноль”, говорит Коул. Сейчас наделаем фотографий вам в коллекцию. Словами не опишешь, что тут творится, мэм».
Вначале рация лишь потрескивала в ответ, но затем зазвучал голос Геттнер.
— «Да что там такое?»
— «В том-то и дело, что ничего», — ответил Коул. — «Абсолютно, мать его, ничего».
ГОРОД ПЕЛРУАН, СЕВЕРНЫЙ ВЕКТЕС.
К городскому военному мемориалу кто-то возложил свежие цветы. Небольшой букет с жёлтыми цветками, явно выращенными в саду. Берни не помнила их название, хотя они напомнили ей цветки душистого горошка. Но эти цветы ни в пищу не добавишь, ни лекарства из них не сделаешь. А если цветок был непригоден для использования при выживании в диких условиях, то и на Берни он большого впечатление не производил.
“Старею я. Или слишком долго на ферме жила. Или уже совсем сил не осталось. Да без разницы, в общем”.
Приостановившись на мгновение возле невысокой гранитной колонны, чтобы воздать почести павшим, она заметила, что букет был перевязан такой же лентой ручного плетения, как и высохший венок, что был возложен к мемориалу несколько недель назад. Лента была тёмно-синего цвета с узкой алой полоской. Цвета полка герцога Толлена.
Именно с ними она пришла повидаться. Ей надо было наладить отношения.
Мак рысью нёсся впереди неё. В этот раз он не бросился тут же искать знакомые места или Уилла Беренца, так что, судя по всему, пёс уже сам определился, питомцем кого ему остаться. Пометив сухую каменную стену, Мак остановился подождать Берни.
— «Пошли в бар», — сказала она. — «Давай. В бар. Выпить надо».
Мак посмотрел на неё, будто кивая в согласие, и направился в бар Пелруана. Уилл хорошо его выдрессировал.
Бар представлял собой обычную одноэтажную деревянную постройку, ничем не отличавшуюся от других домов. Берни была уверена, что в городе есть и другие неофициальные заведения, куда местные ходили разрушать печень в хорошей компании. Но этот бар, у которого и названия-то не было, являлся одним из четырёх основных мест, где люди собирались посплетничать. Если в баре никого не окажется, то следующее место, куда направится Берни, — городская ратуша. Или парк перед ней. Либо же извилистый участок мощёной булыжником дороге возле бухты.
Как Берни и предполагала, шестеро ветеранов полка герцога Толлена сидели в баре у окна и играли в карты. Самому молодому из них было уже под восемьдесят, но стрелять они до сих пор не разучились. Даже во время последней атаки полипов они вышли защищать город наравне со всеми. Берни жалела, что им пришлось сражаться бок о бок с гораснийцами. У служивших в полку герцога Толлена были далеко не самые лучшие воспоминания о республике Горасная.
Фредерик Бентен, по-прежнему остававшийся командующим офицером в свои годы, бросил взгляд на вошедшую Берни. Остальные приветственно кивнули, будто бы она и не орала на них тогда, говоря о долге, когда они отказывались встать в строй вместе с “инди”. С теми самыми “инди”, которые на их товарищей взваливали рабский труд, а затем забивали до смерти.
— «Выпьете чего-нибудь?» — предложила Берни. Мак шлёпнулся на тростниковую циновку на полу возле затухшего камина и вытянулся во весь рост на ней, будто был завсегдатаем этого бара. — «Я налью».
— «Давненько не видели вас тут, сержант», — Бентен отложил карты. — «Как вы?»
— «Разваливаюсь потихоньку».
Берни направилась за барную стойку и налила себе пива. Хозяйка заведения ушла, так что постоянным клиентам пришлось самим себя обслуживать, оставив деньги на стойке. Монеты и затёртые до дыр рассыпающиеся банкноты, лежащие в деревянном лотке под кассой, теперь служили лишь для оплаты разовых работ, покупки одежды и консерв. Берни в качестве оплаты оставила мешок медных винтиков. Бэрд по ним скучать не будет.
— «Мы со времён атаки левиафана не разговаривали. Подумала тут, что надо бы это исправить».
— «Как там парень с раненной ногой?» — Бентен спрашивал про Антона Зильбера. Во время боя полип взорвался прямо перед ним, сильно поранив левую ногу ниже колена.
— «Уже лучше, спасибо. Доктору Хейман удалось спасти его ногу. Она врач от бога. Один взгляд на бактерий бросит, и те уже самоубийством жизнь кончают».
Старики рассмеялись, забрав своё пиво. Не сказать, что они были сильно обижены на Берни.
— «Я, кстати, извиниться хотела», — сказала она. — «Мне жаль, что пришлось вас оправлять в бой в одной команде с гораснийцами. Я вообще не вправе читать вам нотации про солдатский долг. Мне в жизни не понять, через что вам пришлось пройти в гораснийских лагерях».
Бентен задумчиво разглядывал пивную пену в своей кружке. Сидящий рядом с ним старик по имени Чалки похлопал Берни по плечу.
— «Вы повели нас в бой, сержант, и мы выжили», — сказал он. — «И вы были правы. И вы не просто какой-то там жопоголовый гражданский, бубнящий про то, как мы должны всех простить и оставить всё это в прошлом. Вы ведь на той войне тоже были».
— «Правду говорят, как вы поступили с теми “бродягами”?» — спросил Бентен, смотря куда-то вниз, будто стыдился задавать женщине такие вопросы. “Бродяг” на Вектесе боялись и ненавидели, так что жёсткие методы восстановления справедливости превратили Берни в своего рода местного героя. — «Вы им правда поотрезали… эти…?»
— «Да», — кивнула Берни. — «А потом затолкала всё отрезанное им в глотки. Так что не знаю точно, умерли ли они от кровопотери или задохнулись».
Берни умолкла, ожидая реакции остальных. Ей вовсе не было стыдно, вообще ни капли. Просто она не знала, были ли ветераны в курсе всех ужасающих подробностей этого дела. Судя по выражению их лиц, не были.
— «Иногда приходится сначала свести старые счета, чтобы спокойно жить дальше», — добавила она.
— «Наши мы так и не свели», — ответил Чалки.
— «Понимаю… Извините».
— «Полковник посоветовал считать нам имульсию “инди” компенсацией за годы войны. А теперь у нас и имульсии-то не осталось».
— «Как вы отнесётесь к тому, если нам придётся перенести лагерь гораснийцев к южной части базы?»
— «Можно нам с ними не встречаться?»
— «Да. К тому же, они обычно сами не высовываются из своего лагеря».
— «Ну и мы из своего высовываться не станем», — подытожил Бентен. — «Если дело то того дойдёт».
Берни уселась играть в карты с ними, налив им пива ещё несколько раз. Она напомнила себе, что всего лишь на двадцать с небольшим лет моложе ветеранов. Молодые солдаты относились к ней так же: старая, знает много всего такого, от чего крыша поедет, но ничего не рассказывает, и ещё годится на что-то. Она хорошо обращалась со стариками и надеялась, что молодые солдаты однажды отплатят ей тем же.
Но Берни не могла просидеть тут весь день, хоть и её суставы ныли, требуя длительного отдыха. Она решила провести тут ещё пару часов, а затем пойти к Ане. В последнее время жизнь часто стала напоминать Берни об исполнении старых клятв. У неё были обязательства перед ветеранами, а также и перед теми, кого уже не было рядом. А в особенности, перед её прежним командующим офицером, майором Еленой Штрауд. Майор планировала подготовить дочь к службе на фронте, но слишком рано погибла. Так что теперь Берни пришлось приглядывать за ней, чтобы Аня не повторила судьбу матери.
“Я поклялась вам, майор. Аня подаёт большие надежды. Как бы мне хотелось, чтобы вы её видели сейчас”.
Берни как раз сбрасывала козыри, когда рация ожила. Это была Аня.
— «Штаб Пелруана вызывает Матаки, приём».
Берни нажала кнопку соединения.