— «Хватит мне тут в уши ссать!» — рыкнул Хоффман. — «Меня таким не проймёшь. Наслушался уже ваших бредней».
Прескотт уставился на него немигающим взглядом.
— «Мне пора составить речь для обращения к народу, господа. Перенесём нашу встречу на другое время».
— «Но почему, председатель? Какие у вас могут быть другие неотложные дела, когда мы не знаем, почему весь этот проклятый зверинец Светящихся нападает на наш последний оплот, а все источники провизии заражены?»
Прескотт уже было немного приоткрыл рот, чтобы ответить полковнику, но передумал, откинувшись на спинку кресла.
— «Думаю, нам следует обсудить это в другой раз, Виктор».
— «Спрошу ещё раз: почему вы отказываетесь нам отвечать?»
— «Мы просто не совсем понимаем, что именно вы пытаетесь скрыть от командующих вашим штабом обороны при нашем-то текущем положении, председатель», — наконец-то подал голос Майклсон, заговорив успокаивающим тоном, как он всегда делал, призывая к здравомыслию. Да, этот человек мог на хуй послать и смерти пожелать так, что прозвучало бы это как дружелюбное приветствие. — «Нам куда бы проще работалось, если бы вы были до конца откровенны с нами».
— «Всё дело в диске?» — спросил Прескотт.
— «Ну, это уже к вам вопрос, сэр», — ответил Майклсон. — «Мы уже не знаем, что и думать. А вернее, не знаем, что сказать гражданским, да и солдатам тоже. Мы не можем вечно хранить молчание, так ведь?»
Прескотт слегка нахмурился, словно пытаясь понять, о чём говорил Майклсон. Хоффман буквально слышал у себя в голове голос Маргарет. С ним такое бывало иногда. Даже с того света она всё равно умело припирала его к стенке, будучи толковым судебным адвокатом. Полковник до сих пор помнил её последние слова, прежде чем она выбежала из дому.
“«Пошёл ты на хуй, Виктор! Катись в пизду вместе со своими тайнами и мелкими интригами… Ты даже мне об этом не рассказал! Господи, как, по-твоему, я должна на такое отреагировать?!»” — эхом звучали слова у Хоффмана в голове. Он попытался отбросить эти воспоминания, сконцентрировавшись на председателе. Всё, теперь он будет рвать и метать. Терять ему больше нечего.
— «Да хоть раз в своей проклятой двуличной блядской жизни скажите же мне правду, Прескотт! На диске про Светящихся говорится, так ведь?! Вы же знаете, что там!»
Лицо Прескотта побелело, как бумага. Он всё ещё не позволял себе повысить голос, но Хоффман поразился уже хотя бы такой реакции, ведь не ждал вообще никакой. Председатель ведь даже не вспотел, когда дал команду на залп из “Молота”. Полковнику ещё ни разу не удавалось так сильно задеть его за живое.
— «Даже если бы и знал», — старательно проговаривал слова Прескотт, — «то какая теперь уже разница? Вы правда думаете, что знай я что-то подобное, то сидел бы просто себе и смотрел, как эта зараза весь остров пожирает, даже не пытаясь найти решение этой проблемы?»
Примерно то же самое Хоффман когда-то сказал Маргарет. Он вновь вспомнил, о том, как она разъярилась на него за то, что полковник умолчал о скором залпе из “Молота”.
— «И как бы ты поступила, скажи я тебе заранее?» — спросил он её тогда. Да, так прямо и сказал. В этом и было его наказание. Хоффман не верил в божественное вмешательство, но принимал тот факт, что судьба и его собственное лицемерие однажды заставят его прочувствовать всё то, через что тогда выпало ей пройти. Может, и есть всё же такое место, как ад. Может, он уже в него попал, потому что давным-давно мёртв. Ухватившись за собственную злость, полковник позволил ей вести его дальше. Нельзя было сейчас всё бросить.
— «Как вы, ёб вашу мать, могли такое скрывать?!» — весь внешний вид Хоффмана говорил о том, что он требует ответа. — «Как могли утаить от нас, что в этом всём мы сами виноваты?! В этом всё дело, да?! Не смогли принять тот факт, что мы заигрались в бога, а теперь наше собственное оружие нам же в жопы и вцепилось?!»
Прескотт моргнул пару раз, не сводя глаз с Хоффмана. Казалось, он вовсе не слушал полковника, будто бы мечтая о чём-то своём, а теперь не понимал, о чём тот речь ведёт.
— «Простите, вы о чём?» — спросил он.
— «Я о Светящихся. Это разработка в сфере биологического оружия за авторством КОГ, не так ли? И вывели мы этих тварей прямо здесь во время Маятниковых войн, да? А потом применили против червей, как и “Молот” до этого, но теперь эта зараза и нас пытается прикончить. И вновь наши собственные творения пытаются стереть нас к херам в порошок. А это значит, что вы явно были в курсе о существовании червей ещё задолго до “Дня-П”».
Хоффман почувствовал, как у него в горле всё пересохло, как будто его собственный гнев наконец-то выпил из него все соки. Сердце стучало, как пулемёт. Впервые в жизни Хоффман почувствовал, что его и в самом деле сейчас удар хватит. Он был так измотан всеми этими предательствами, что даже не нашёл в себе сил врезать этому уроду Прескотту по роже. Но тому ещё было чем удивить полковника, как и всегда. На какое-то мгновение на лице председателя промелькнуло полнейшее отчаяние, а затем оно сменилось всё той же непроницаемой маской, навсегда скрыв от чужих глаз его истинные эмоции. Всё это произошло столь стремительно, что Хоффман засомневался, а не показалось ли всё это ему в тот момент, когда он уже было искренне понадеялся, что наконец-то разговорил Прескотта.
— «Вы и понятие не имеете, о чём говорите», — мягко сказал Прескотт. — «Вы настолько сильно заблуждаетесь, Виктор, что мне и сказать нечего. Вы вообще не понимаете ничего».
Председатель вдруг умолк на полуслове, вовремя удержавшись, чтобы что-нибудь ещё не сказать, и покачал головой. Он явно сейчас не пытался играть на публику, всё это было взаправду.
— «Мне жаль, но не мы вывели Светящихся. Может, если бы это была наша разработка, мы бы ещё сумели с ней как-то справиться. И никто меня ни о чём тогда не предупреждал. Я и понятия не имел, что Саранча нападёт на нас. Вообще и подумать не мог о таком».
Прескотт явно выдал какую-то часть правдивой информации, но морально опустошённый Хоффман лишь ещё больше почувствовал кипящую злобу внутри, ведь ему так хотелось докопаться до истины. Но тут он понял, что хочет вовсе не этого, а того, чтобы Прескотт сказал ему, что знает, откуда взялись эти твари, и поделился своим планом борьбы с ними, пока они не перебьют оставшихся людей на Сэре. Он всей душой желал, чтобы председатель разбирался в ситуации больше него, словно ребёнок, ждавший взрослого, чтобы тот всё исправил.
Но Хоффман прекрасно понимал, что у Прескотта никаких решений их проблемы не было. Вся его точно выверенная правдоподобная теория о Светящихся, столь верно соотносящаяся с текущими событиями, рассыпалась в прах. Полковник вновь остался ни с чем, будто бы осиротев.
— «Чёрт вас всех подери», — тихо пробормотал он, совершенно выбившись из сил. — «Тогда не буду мешать вам писать речь для выступления, председатель. Хорошего дня».
С трудом поднявшись, Хоффман спокойно вышел из кабинета. На то, чтобы выбегать, хлопая дверью, сил у него уже не осталось. Майклсон и Треску спустились по лестнице вслед за ним, по привычке храня молчание. Обсуждать всё это надо было вдали от чужих ушей. Они стояли на ступенях Адмиралтейского Дома, который сам по себе стал своеобразным островком, где можно было укрыться ото всех. Плац перед ними превратился в оживлённую центральную площадь.
— «Говорил же вам, что он чего-то боится», — наконец-то прервал молчание Треску.
— «Ну и дела», — вскинул брови в удивлении Майклсон. — «Никогда не думал, что доживу до того дня, когда Прескотт откровенно о чём-то расскажет. Чудо просто какое-то. Видимо, конец света уже точно не за горами».
Хоффмана немного трясло. Ему надо было взглянуть на находку Берни и получить от неё хоть немного моральной поддержки.
— «Знай бы я раньше, как Прескотт выглядит, когда не врёт», — сказал полковник, — «кучу нервов себе бы сэкономил за все эти годы».
— «А что, мы его разве на лжи какой-то поймали?» — возразил Майклсон. — «Нет. Он просто скрыл от нас какую-то информацию. В этом тоже ничего хорошего нет, но такой поворот запутывает дело ещё больше. Вообще не понимаю, что у него на уме сейчас».