Повернувшись, Вердье несколько мгновений не сводил глаз с Тая, а тот невозмутимо уставился в ответ, даже не шелохнувшись. Впечатляющие татуировки на лице Тая мигом отрезвляли большинство людей, потому что все знали, на что способны выходцы с Южных островов, если их, как это говаривал Пад, “сорвёт с резьбы”. Если долго пялиться на них, то можно было привести их как раз в это состояние. Для большинства людей разницы никакой не было, с какого именно острова они приехали, хотя для самих островитян это был крайне важный момент. В бою они все без исключения действовали, как совершенно отмороженные психи, которых лишь смерть могла остановить.
— «Приятель, ты мне что-то сказать хочешь?» — спросил Вердье.
— «Всё то же, что и мой друг хочет тебе сказать», — спокойно ответил Тай, не отводя взгляда. — «Ты нам можешь помочь?»
Вердье первым отвернулся, а Дом задумался, можно ли счесть, что перевес был на их стороне. Вердье с такими, как Тай, сроду дела не имел, и теперь вот понятия не имел, как себя вести.
— «Так, ладно», — заговорил Вердье. — «За что сидит? Если тут дети или старики замешаны, то я побег ему устраивать не буду, сколько не предлагайте. Пусть сгниёт там к хуям».
Дом мысленно настроился на моральные ориентиры Вердье.
— «Попал под трибунал за нарушение приказа».
— «Понятно. Стоить всё дорого будет. Помимо моей доли ещё надо будет забашлять надзирателю и водителю, чтобы в другую сторону глядели. К тому же, сразу может не получиться. Туда машины каждый день не приезжают, да и вообще не сказать, что часто это случается».
— «Но ты считаешь, что это можно провернуть?»
— «Со временем, да. Но в лучшем случае это займёт пять, шесть, или даже семь месяцев. Может, и целый год. Я не шучу. На дворе война идёт полным ходом, так что придётся долго прорабатывать план, ну и удачи немало понадобится. Да и всё сорваться может в последнюю минуту, как военная операция, но вы, думаю, к такому привыкли. Он там сумеет столько продержаться?»
— «Наверно», — ответил Дом, начав сомневаться. Раньше он считал, что Маркус с чем угодно справиться может, но когда они виделись в последний раз, друг совершенно сам на себя не был похож. — «Как планируешь всё это провернуть?»
— «Там надзирателей по пальцам пересчитать можно, а половина из них родную мать в бордель продадут за пачку сигарет, так что один из них запросто согласится сунуть кого надо в кузов грузовика. Надо только подгадать, когда свои люди на смену заступят, маякнуть сидельцу, и дело в шляпе. Сложнее всего подгадать, чтобы нужные люди на смену заступили в тот же день, когда и припасы привезут. Старший вертухай там больно правильный, старается, чтобы заключённых как можно меньше били и голодом морили. Короче, прям пионер сопливый».
У Дома сердце в пятки ушло. Он до усрачки переживал, как бы там с Маркусом чего не случилось, и вот его самые страшные опасения только что подтвердились. Не будь Маркус таким упрямым козлом, решившим принести себя в жертву, то Дом по крайней мере мог бы его навещать, чтобы лично убедиться в том, что с ним всё нормально. Хотя, о какой норме может идти речь, когда человек в тюрьме сидит?
“А будь я на его месте с пониманием того, что на волю уже не выйду, то каково бы мне пришлось, когда передо мной постоянно бы маячил кто-то из моей прошлой жизни, а я бы знал, что никогда уже её себе не верну?”
— «Ладно», — подытожил Дом. — «А что, если человек, которого надо вывезти оттуда, этого не хочет?»
— «А, понятно, семейные разборки», — ответил Вердье. Видимо, он решил, что Дом в буквальном смысле Маркуса братом назвал. Хотя, сам Дом считал, что так и есть. — «Может, лучше его завалить? Дешевле выйдет, если, конечно, лично с ним поквитаться не хочешь».
— «Нет, он мне нужен на воле живым. Но, возможно, мне придётся самому поехать за ним, чтобы убедить», — Дом задумался над тем, что, возможно, придётся врезать Маркусу по башке и волоком на себе тащить к машине. Хотя, такое слишком сложно было постороннему объяснить, так что Дом решил просто соврать. — «Ему тяжело будет смириться с тем, что он в бегах, а не вышел по помилованию».
— «Его ещё и убеждать придётся в том, что не надо жить по колено в говне и оберегать жопу от ежедневных домогательств до конца жизни? Да-а-а, тяжёлый случай».
— «Так, ну, раз ты меня не можешь внутрь провести, тогда придумай, как посадить его в грузовик, даже если он будет против».
— «А ты мне что за это?»
Это была самая тяжёлая часть. Если где план Дома и мог пойти наперекосяк, то как раз в моменте обсуждения цены.
— «Продовольственные книжки».
— «Маловато будет, сынок».
““Сынок”, значит?.. Ну ладно”.
— «Ты не понял. Там книжек на целый район. Массовые поставки провианта для двух тысяч людей сроком на четыре месяца. Эти книжки на вес золота. Там расписано про мясо, молочные продукты, яйца и всё такое. Половину сейчас отдаю, вторую получишь, когда Маркуса приведёшь».
— «Это его так зовут, да?»
— «Да, Маркус. Маркус Феникс».
Вердье некоторое время не сводил глаз с пива в своей кружке. Дом лишь на мгновение позволил себе бросить взгляд на Джейса, который, судя по всему, следил за тем, что за другим столиком происходит, или же, по крайней мере, нарочито расслабленно изучал бар за спиной Дома, стараясь делать это как можно незаметнее. Тай просто уставился на Вердье, слегка нахмурившись, будто бы тот был какой-то новой разновидностью червя.
— «Немало тут книжек этих», — наконец прервал молчание Вердье. — «Ты их из штаба КОГ стащил что ли? Не получится так, что за мной придут обозлённые ребята в чёрной броне, которые весь мой бизнес по стене размажут?»
— «Нет», — ответил Дом, внезапно почувствовавший необъяснимое раздражение. Каким-то странным образом он оказался в неприятной для себя ситуации, так как совсем не был уверен в том, что сам согласен с причиной, по которой почувствовал себя оскорблённым. — «Мне вручили Звезду Эмбри, а я продал её какому-то мудаку, собирающему коллекцию, потому что мой брат значит для меня больше, чем какая-то медаль. А ему ведь тоже вручили Звезду Эмбри. Он не заслужил такой судьбы».
Вопреки ожиданиям Дома, Вердье не знал, что и ответить на подобное, некоторое время просто сверля его взглядом. Но что-то самую капельку изменилось в его безжизненных серых глазах. Его так поразили слова Дома? Или же это была жалость? А может, он испытывал лишь презрение? Дом так и не понял. Но затем Вердье, кивнув, протянул руку для рукопожатия, и Дом ответил ему тем же.
— «Половину вперёд», — сказал Вердье.
— «Договорились», — ответил Дом, пожимая протянутую руку. Он пребывал в полнейшем шоке от того, что не почувствовал ровным счётом никакой вины за свой поступок, оттого и вновь задумался, какого, чёрт подери, мнения о нём сейчас были бы его мать с отцом. Дом, вытащив из-под рубашки продолговатый конверт желтоватого цвета, положил его на стол. В последнее время сложно было кому-либо доверять, но никакой возможности навести справки об этом человеке у него не было. Хотя, конечно, Дом уж точно мог бы позаботиться о том, что однажды артиллерийский снаряд исключительно по ошибке прилетит прямиком в этот бар, если Вердье задумает кинуть его.
“Твою мать… Что я вообще несу? В кого ж я превращаюсь-то?..”
— «Как на связь выходить будем?»
— «Либо здесь, в баре, либо через кабинет Эмберли».
— «Хорошо. Когда планируешь встретиться?»
— «Буду перетирать с тобой раз в месяц, пока не подготовлю всё. Начнём со следующей недели».
Залпом допив остатки пива, Вердье положил конверт в карман, а затем направился обратно к барной стойке. Судя по всему, никто на него особо внимания не обращал. Хотя, тут, наверно, просто заведение такое было, и все здесь присутствующие так или иначе в каких-нибудь афёрах участвовали. Обычно Дома немало возмущала вот такая мелкая преступная деятельность граждан, но в тот момент ему уже было насрать, и никакие угрызения совести его не мучили. Он не мог заставить себя переживать том, что какие-то незнакомые ему люди голодными останутся, когда Маркус сидит в тюрьме, все представления Дома о которой полностью подтвердил Вердье.