— «Угу», — с этими словами Хоффман вновь принялся изучать карту, но никаких новых мыслей в голову не приходило, так что оставалось лишь прибегнуть к стратегии постоянного обстрела. — «Пусть артиллерия какое-то время сама разбирается с риверами. Нельзя и дальше отправлять в бой с ними “Воронов”, а то ведь эта мразота нам весь воздушный флот перебьёт».
— «Согласен».
Прежде, чем уйти, Прескотт сделал крайне странную для него вещь: он и впрямь похлопал Хоффмана по плечу. Подобный жест явно был заранее продуман, ведь Прескотт явно по жизни таким не занимался, но Хоффмана каким-то непонятным образом всё это несколько приободрило. Вероятно, он просто клюнул на тонкий эмоциональный расчёт председателя.
“Эх, Феникс…” — подумал полковник, пытаясь выбросить мысли о Маркусе из головы, но у него ничего не вышло. Случалось такое, что он целыми днями, неделями, а порой и месяцами напролёт даже не вспоминал о своей покойной жене. Маркуса тоже надо было предать подобному забвению.
Порой Хоффман так сильно скучал по Маргарет, что в груди и впрямь болеть начинало. Ему так хотелось хотя бы высказаться кому-нибудь, дабы снять этот груз с плеч. А ещё полковника не покидало желание, чтобы о нём хоть кто-нибудь переживал, как о простом человеке, а не как о главе штаба, который должен иметь ответы на все вопросы.
— «Разрешите обратиться, сэр?» — спросил подошедший к нему сбоку Эйгл. — «Сэр, там про Матьесона говорят. На его патрульный отряд напали».
“Так, хватит себя жалеть, пора делом заняться”.
Хоффману каждый раз не по себе становилось от подобных вестей. Он слышал очередную знакомую фамилию какого-нибудь паренька, ничем не заслужившего такую участь, а затем внутри всё переворачивалось.
— «Да ёб твою мать, только не Доннельд!»
— «Сэр, он выжил, но потерял обе ноги. Его сейчас вертолётом везут в Медицинский центр Джасинто. Два солдата по имени Уитманн и Девёр из его отряда погибли, но остальные в норме. Отделались лёгкими осколочными ранениями».
“В норме” — понятие растяжимое. Потерев рукой подбородок, Хоффман просто заставил себя не думать об этом, чтобы хоть как-то сохранить ясность ума, ведь впереди был ещё целый день. В последнее время у полковника не получалось даже намеренно разозлиться или испытать тоску, ведь выработанный годами рефлекс с корнем выдрал из его сердца подобные эмоции. Он больше не мог это сознательно регулировать. Оставалось лишь мысленно напомнить самому себе о том, что Матьесон был неплохим пареньком, и жизнь обошлась с ним несправедливо. Его все любили, а теперь вот, даже если и выживет, то снова в трэшбол уже поиграть не выйдет.
— «Надеюсь, травматолог сегодня хоть немного протрезветь успел к выходу на смену».
— «Я всегда проверяю график их дежурств», — ответил Эйгл. — «Сегодня Хейман оперирует, что повышает шансы выживания Матьесона».
— «Надо будет с ней хоть познакомиться. Она опыта в хирургии накопила уже почти как военврач», — пробормотал Хоффман, мысленно заставляя себя не зацикливаться на всём этом и заняться чем-нибудь полезным. Он решил поступить, как и всегда, когда узнавал подобные новости. Надо было выйти из четырёх стен и самому встретиться лицом к лицу с этим миром. — «Пойду проверю, как там дела у артиллерийских расчётов. Пора бы уже снова там лично появиться. Вернусь через час-другой».
— «Вызвать вам машину, сэр?»
— «Я “Тяжеловоз” возьму, не надо ещё и водителей напрягать».
— «Лейтенант Штрауд вернётся на смену в 15:00».
Аня обычно работала в две смены, и Хоффман её вполне понимал. Она хотела забить каждую секунду своего бодрствования работой, чтобы не думать ни о чём кроме дела. Хоффман и сам пытался так делать, только вот это не всегда срабатывало. Он знал, что Аня сопровождала Дома во время его бесконечных вылазок на поиски жены, но сам не мог всё бросить и тоже с ними поехать. Лучшим способом провести свободное время для полковника был сон. А чтобы достичь нужного эффекта, приходилось заниматься работой, пока уже глаза слипаться не начинали, после чего полковник валился как подкошенный на кушетку в казарме для офицеров.
В последнее время, Хоффман, едва проснувшись, тут же напрочь забывал, что ему только что снилось. Но закрученная в узел простыня и насквозь промокшая от пота подушка в момент резкого пробуждения свидетельствовали о том, что сны у него всё же были. Порой природа всё же могла сжалиться над человеком.
— «Эйгл, будь добр», — начал Хоффман, натягивая перчатки, — «проследи, чтобы она хоть чем-нибудь перекусила, ладно?»
— «Будет сделано, сэр».
Стоявший у здания “Тяжеловоз” был из числа тех старых развалюх, что переделали под работу на очищенном пищевом масле. Ему уже и так неслабо досталось от попавших вблизи снарядов. Покрытая следами сварки, выправленная при помощи кувалды и покрытая шляпками заклёпок обшивка и ходовая часть вряд ли бы выдержали ещё один взрыв во время боевого выезда. Пошарив рукой возле замка зажигания, Хоффман нащупал оставленные в нём ключи и завёл двигатель. Высунувшись из окна, чтобы вырулить задним ходом с парковочного места, полковник учуял приятый аромат жареной картошки из выхлопной трубы.
В эти дни по Джасинто не так уж и много автомобилей ездило. На дорогах остался лишь армейский транспорт и машины коммунальных служб. Все автозаправки, мимо которых проезжал Хоффман, были либо закрыты, либо переделаны в наблюдательный пункт или полевую кухню. Порой на двусторонних складных рекламных щитах, стоявших возле въезда на заправки, виднелись надписи: “БЕНЗИН ПРИВЕЗУТ НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ”. Только вот редко когда там же приписывали ещё и саму дату нужной недели, так что подобные надписи были скорее пожеланием, а не объявлением. Никто в здравом уме всё равно не собирался в дальний путь и уж точно не помышлял о выезде из охраняемого периметра, ведь все прекрасно понимали, что в случае чего никто им солдат на помощь не пришлёт. Плакат возле контрольно-пропускного пункта для автотранспорта на Тимгадском мосту ясно обрисовывал все перспективы: “ВЫЕЗЖАЙТЕ ЗА ЭТОТ ПУНКТ ЛИШЬ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК”.
В последнее время люди по большей части ходили пешком, ведь Джасинто не такой уж и большой стал по размерам. Хоффман сбросил скорость, чтобы взглянуть на установленное возле здания старого кинотеатра зенитное орудие, которое окружал целый лабиринт из мешков с песком, бетонных блоков и натянутого брезента. Сидевший в кресле стрелка сержант Артиллерийского дивизиона принца Озора привычным жестом отдал полковнику воинское приветствие. Он явно продрог до кости от холода, о чём явно говорили сгорбленные плечи и подбородок, утопленный в поднятый воротник. Поприветствовав Хоффмана, он тут же сунул руку в карман. Выжидание риверов было делом паршивым и нудным. Остановив автомобиль, полковник вылез наружу.
— «Доброго утра, сэр», — поднятый воротник заглушал голос сержанта. — «Знаменитая погодка провинции Эмбри, да?»
Размеры армии уменьшились настолько, что теперь каждый солдат в ней знал Хоффмана в лицо и не вздрагивал в ужасе, когда тот лично приезжал на передовую. Полковник именно так и предпочитал вести дела, да и к тому же простые пехотинцы знали, что он не кичится своим званием.
— «Это да, я и сам из шарфа лишний раз и носа не высовываю. Как обстановка?»
— «Пока без работы сидим».
— «Я отзову вертолёты на несколько дней, чтобы им техосмотр провели, а экипажи отдохнули, так что ещё натрудитесь, думаю».
— «Да мы-то не против, сэр».
Из-под брезентового навеса появился ещё один артиллерист, сжимая в каждой руке по жестяной кружке, на которыми клубился пар. Завидев Хоффмана, он тут же исчез обратно под навесом, а затем вновь появился с ещё одной кружкой. Полковник обхватил пальцами её металлические стенки, испытывая блаженство от тепла, проникавшего даже сквозь его кожаные перчатки.
— «Вот это вы мне прям добротный приём устроили», — сказал Хоффман артиллеристу.
— «Да это простой говяжий бульон, сэр. Ну, вернее, смотря что считать за говядину».
— «Всяко лучше, чем этот кофе из ячменя».
— «Чего они вообще хотят, сэр?»