— «Зато я в армейской экономике шарю», — сказал Маркус, медленно жуя свой кусочек. — «Надо делиться боеприпасами и пайком, тогда все живы останутся».
Рив надкусил взятое печенье. Вкусовые рецепторы на языке буквально взорвались от сладкой патоки с лёгкой горчинкой, почти что заставив Рива пожалеть, что он вообще решился попробовать это печенье. Этот вкус напомнил ему о том, что он заставил самого себя привыкнуть к поеданию такой гадости, какую ни один здравомыслящий человек себе в рот запихивать не станет. Рив ещё не забыл вкус блюд в лучших ресторанах Джасинто, ведь когда-то его услуги недёшево обходились заказчикам.
— «На вот, возьми», — с этими словами Маркус, осторожно оторвав полоску желтоватой бумаги, завернул в неё горстку печенья и, пряча коробку с остатками себе под куртку, протянул этот свёрток Риву. — «Только не свети ими нигде. Не хватало ещё, чтобы взрослые мужики начали заточками друг друга пырять ради сраного печенья».
Рив, прикинув в уме, сколько это печенье сможет храниться в местной влажной атмосфере, мысленно составил себе рацион из трёх кусочков печенья в день. Это целый пир. Он не торопился доедать надкушенное печенье, сжав его в руке.
— «Ну и как выбираться отсюда будем?» — спросил Рив.
— «Уж точно не через туннель».
— «Раз уж ты у нас главный эксперт по червям, то как думаешь, сколько у нас времени ещё есть?»
Маркус, вновь присев на корточки, поднял взгляд к небу.
— «Да без понятия».
— «В последнее время больно много вертолётов разлеталось».
— «Вертолётов как раз меньше стало, просто вылеты они чаще делают».
— «Ну, тебе виднее, ты их хоть различать можешь».
— «Они явно куда-то спешат».
— «Но черви же годами возле границы Джасинто хуйнёй страдают».
Маркус в ответ лишь молча взглянул на него, чего обычно вообще не делал. Беседуя с кем-нибудь, он либо смотрел в сторону, либо куда-то за спину собеседнику. Хотя, не сказать, что он уж так часто с кем-то разговаривал. Оттого Риву и непривычно было испытать на себе его взгляд, в котором читалась ясная, как божий день, мысль: “Да ни хера ты не понимаешь”. Рив не сомневался, что Маркус прекрасно понимает их перспективы. Несмотря на свой срок, он не утратил связь с миром за стенами тюрьмы.
— «Не страдают они хуйнёй», — ответил он наконец-то.
Встав на ноги, Маркус направился обратно к пруду. Рив задумался о том, стоит ли остаться тут на холоде, или же вернуться в камеру, где стоит нестерпимая вонь. В этот момент зазвучала сирена пожарной тревоги. Завыв на несколько секунд, она тут же умолкла.
— «Надо бы глянуть, что там», — сказал Маркус, направившись к дверям.
Большую часть времени он избегал встреч с другими заключёнными, но когда возникали какие-то проблемы, то первым бросался на выручку. Рив задумался о том, неужели это чисто сержантское чувство ответственности за других так глубоко въелось в Маркуса, что тот попросту не умел думать лишь о себе, как другие заключённые. Он направился за Фениксом обратно в тюремный блок, запрятав свой драгоценный свёрток с печеньем под пальто. В коридоре царила почти что непроглядная тьма. Псы гавкали где-то в здании вот этим своим испуганным, неуверенным и визгливым лаем.
— «Питание пропало», — сказал Маркус. — «Должно быть, потому сирена и выла».
Рив даже вспомнить не мог, были ли у них раньше проблемы с подачей электричества. Он вместе с Маркусом направился к тусклому свету, исходившему из кухни, где большая часть крыши была застеклена, чтобы поддерживать постоянную работу ванночек с глюкозой.
— «У нас есть запасной генератор, и он давно уже должен был врубиться».
— «А где он?»
— «В крыле для персонала. Он питает системы безопасности. Ну, знаешь, те, что двери в коридорах блокируют».
— «Твою мать. Что насчёт собак?»
— «Да забудь ты о псах. Что с шизиками делать-то будем?»
Развернувшись, Маркус бегом бросился обратно во двор. Но Рив был совершенно точно уверен, что тот не в поисках укрытия сбежал. Раздался скрип петель двери во двор, и через несколько секунд Маркус подбежал к нему, сжимая в руке деревянную палку метровой длины.
— «А ты, смотрю, собак вообще не любишь», — заметил Рив.
— «Не люблю я, когда мне лицо от черепа отгрызть пытаются».
Маркус быстрым шагом направился дальше по коридору, всем своим видом показывая, что он не шутит. В “Глыбе” было настолько плохое освещение, что сразу и не скажешь, когда электричество отключили, а когда просто сами лампы не работали. Добравшись до кухни, Рив обнаружил, что там уже около пятнадцати человек собрались вокруг плиты, являвшейся лучшим источником тепла в этой промёрзшей засраной дыре.
— «Вернёмся туда как можно незаметнее», — опершись спиной на прогретую кирпичную кладку углубления в стене рядом с плитой, Мерино раздавал указания Лёшарсу и прочим своим смотрящим. Речь свою он сопровождал взмахами огромного кухонного ножа с зазубренным лезвием. — «Проверяйте запертые камеры. Я к Ярви пойду, пусть сам с этим разбирается. Мы тут от холода околеем, когда эта чёртова плита остынет».
Мерино бросил взгляд на Маркуса, стоявшего за спиной Лёшарса.
— «Ну что, поможешь нам, солдатик?» — спросил он.
Но Маркус, как и всегда, на эту удочку не клюнул. Строго говоря, он всегда делал вид, будто бы вообще ничего не слышал. В ответ он лишь моргнул, кивнув головой в сторону двери, ведущей в тюремный блок.
— «Смотрю, вы ещё не бежите туда проверять обстановку. Может, я этим займусь?»
Ну, может, он и не игнорировал все эти провокации. Мерино принялся сверлить его взглядом, на что Маркус ответил тем же. Мерино первым отвернулся, оттолкнувшись от приятного тепла стены с вымученной гримасой скуки на лице.
— «Пойдём-ка вместе там всё проверим».
Рив в последнее время старался держаться к Маркусу поближе. Дело было вовсе не в том, что ему за это курево подгоняли, и даже не в том, что он считал это своим долгом и повинностью перед человеком, которому тут вообще не место было, да и которого, наверно, сюда вообще по ошибке отправили. Причиной было понимание того, что Маркус — единственный в этих стенах, который хоть что-то знал о надвигавшейся угрозе, оттого и имея хоть какие-то шансы ей противостоять.
Ещё до того, как они добрались до конца коридора, Рив услышал нарастающий гул толпы. За распахнутыми дверями на нижний этаж их взору открылась следующая картина: заключённые стояли прямо в центре этажа, будто бы обозлённые рабочие на собрании профсоюза, и вопили что-то вверх стоявшему у края мостков Парментеру, рядом с которым заливался безумным лаем пёс Джерри, глядя вниз на заключённых. Вся эта смесь из тьмы, гомона и вони говна внезапно производила отрезвляющее и довольно гнетущее впечатление. Будто бы они увидели “Глыбу” в новом, куда более страшном и шокирующем свете. Риву оставалось лишь надеяться, что никакая сволочь не стащила его носки и набор для шитья.
Судя по всему, пока Мерино отсутствовал, Сефферт решил взять на себя роль координатора действий.
— «Эй, вы, мудачьё, врубайте питание обратно, мать вашу!» — раздался чей-то выкрик.
— «А с отоплением что?!» — вопил кто-то другой.
— «Ну что, не можете больше псин своих ебучих натравить на нас, да?» — издевался кто-то третий.
Затем из толпы вылетел какой-то предмет. Рив заметил, как тот просвистел в воздухе, попав в узкий луч солнечного света, пробивавшийся с улицы, а затем раздался визг Джерри. Парментер рывком оттащил пса от зазора между перилами.
— «Да мы тоже встряли тут, как и вы!» — крикнул он, но его возглас тут же почти что потонул в потоке встречной ругани. — «У нас вообще ни хрена не пашет, даже телефоны. Заткнитесь уже и не мешайте нам тут всё разруливать».
Мерино стал протискиваться вперёд, расталкивая заключённых плечами.
— «А с генератором что?» — спросил он. — «У нас же есть запасной на такой случай, верно? Да и всегда был».
— «Для него топлива нет», — ответил Парментер. — «Нам вообще ни хуя не присылают, так что привыкай. Мы для правительства далеко не на первом месте по важности снабжения стоим, так что просто следите там за этими психами проклятыми, ладно?»