— «Ну и что?» — спросил сотрудник министерства на том конце провода. — «Они ж и так на пожизненном».
Смысла обсуждать такие тонкие вопросы морали не было, так что Нико просто смирился с тем, что придётся ждать. Может, Эдоуэйну удастся разобраться с проводкой, раз он в технике разбирается. Пусть хоть чем-то полезным для разнообразия займётся. Выйдя из кабинета, Нико увидел, как Маркус, свесив голову, опёрся спиной о стену со скрещёнными на груди руками.
— «Слышал уже», — сказал он.
— «Про что?»
— «Про червей. Опять подкоп за периметр сделали».
— «Да уж… Ладно, пошли, отведу тебя обратно в камеру».
— «Я бы на твоём месте так спокойно к этому не относился».
— «Почему?»
— «Потому что никто и не думал, что они аж до шоссе Гинне добраться могут», — ответил Маркус. — «Какой бы там толщины гранитная плита под нами не лежала, а в город они всё равно пути находят. Значит, и сюда забраться смогут».
Это был лишь вопрос времени, и Нико это понимал. Он никогда и не забывал об этом. Но произойти это может через десять недель, или же через десять лет. Всё, что оставалось делать — это ждать.
— «И какие варианты у нас есть?» — спросил Нико.
— «Да только один и есть», — сказал Феникс. — «Когда наступит этот момент, дадим им отпор».
ГЛАВА 13
«Я оставлю свою прошлую жизнь, чтобы выполнять свой долг столько, сколько во мне будут нуждаться».
(Из текста присяги для новобранцев,
вступающих в ряды армии Коалиции Объединённых Государств.)
НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ БАЗА КОГ, ОСТРОВ АЗУРА. КОНЕЦ МЕСЯЦА БУРЬ, СПУСТЯ 13 ЛЕТ СО “ДНЯ ПРОРЫВА”.
Уставившись на тыльные стороны своих ладоней, Адам пытался вспомнить, как они выглядели на прошлой неделе, месяц назад, или хотя бы в минувшем году.
Осмотрев каждый волосок, пору и шрам, и не обнаружив никаких видимых изменений, он сверился с календарём, висевшим на стене его кабинета. Минуло уже почти три года с тех пор, как профессор пришёл в себя на острове, о существовании которого никогда и не подозревал. Тогда-то и пришло понимание, что он далеко не единственный человек на Сэре, на ком висело тяжкое бремя немалого числа тайн. Но теперь уже Адаму совершенно нечем было похвастаться, кроме как тем, что о Светящихся он знает уже немного больше, чем месяц назад, хотя всё равно прямо сейчас не может всю их природу объяснить.
“Оно в моей крови, в моих тканях. Поглядите-ка на меня… Хотя нет, это не патоген меня так изменил, а время. Время и переживания о Маркусе”.
Несмотря на то, что Адам порой каждую неделю вводил себе новую дозу бесконечно мутировавшего патогена, хотя, конечно, мог и месяцами напролёт к нему не притрагиваться даже, с ним, судя по всему, ничего из-за этого не случилось. Он пребывал в великолепном состоянии здоровья. Кроме непрестанно мутировавших белков в его крови не было ни единого доказательства того, что инфекционный организм оказывал на него хоть какое-то негативное влияние. Эстер Бэйкос говорила, что и сама не понимает, то ли патоген мутирует, чтобы обойти иммунную систему, то ли потому что реагирует на постоянное введение разработанных ею антител. Исследование структуры ДНК находилось в зачаточном состоянии. Эстер утверждала, что однажды люди поймут, как устроен геном, и это изменит Сэру. А ещё, если бы предыдущий председатель КОГ не относился с такой невежественной предвзятостью к генной инженерии, то всего этого хаоса в мире удалось бы избежать. Адам порой задумывался о том, сколько же своих познаний она до сих пор от него утаивает. Он прекрасно понимал, что всю подноготную ему даже теперь сообщать не станут.
“Будь я на их месте, смог бы сам себе доверять? Пожалуй, нет”.
Осторожно проведя лезвием по линии роста бороды, Адам пронаблюдал за собственной рукой в отражении через зеркало.
“А вас, мразоту мелкую, мы так и не истребили. Каждый раз, как нам кажется, что всё, вам конец, вы вновь возвращаетесь. Чего же вы хотите? В чём ваш замысел? В том, чтобы я взорвался изнутри, оросив всё вокруг вашим генетическим материалом, как грибок? Или же вы хотите, чтобы я мутировал и послужил какой-то иной цели для вас? Ну, дайте же подсказку, хоть какую-нибудь”.
Из окна ванной комнаты открывался пейзаж очередного великолепного тропического дня, чью безупречность портили лишь постоянно висевшие на одном месте грозовые тучи. Взглянув на них, Адам постарался не забывать о том, что всё это совершенно ненормально. Остальная часть Сэры, чьи дни и так были сочтены, постепенно превращалась в безжизненную пустошь. Мирра всё это прекрасно понимала, как и сам Адам. На какое-то мгновение он даже понадеялся на то, что патоген Светящихся наконец-то столкнулся с видом, чьи клетки не смог заразить, и что мутации у людей так и не проявятся. Однако выживание человечества всё равно находилось под угрозой, ведь неизвестно было, как проявится заражение у других форм жизни. Какой толк иметь иммунитет к болезни, если все виды животных и растений, употребляемых в пищу, всё равно погибнут?
Хотя, имульсия всё же вызывала мутации в организме человека, и теперь уже сам профессор знал об этом во всех подробностях, как и о том, что правительство КОГ все эти данные годами скрывало. Но вот сам процесс того, как топливо безо всяких признаков биологической активности становилось живым патогеном, так и остался неизвестен, равно как и никто не мог найти сходства у способности имульсии вызывать врождённые уродства и её поведения уже в качестве болезнетворного организма. Адам подозревал, что это вовсе не последовательно идущие друг за другом стадии развития одного и того же патогена, а свидетельство того, что имульсия эволюционировала, изменяясь под ситуацию, как это делали и первые формы жизни на Сэре. Хотя вот Бэйкос ему слишком уж часто разнос устраивала за эти перескоки от одного умозаключения к другому, основанные не на доказательствах, а просто по зову интуиции. А профессор ведь просто предлагал ей возможные направления для исследований.
“Я не хочу сказать, что никогда не ошибаюсь. Просто я куда чаще именно что оказываюсь прав”.
Решил, что сегодня надо выглядеть поскромнее, Адам вновь окинул себя в зеркале оценивающим взглядом и, расправляя воротник, пришёл к выводу, что годы его совсем не пощадили. Он сбросил несколько килограмм из-за постоянного напряжения и бессонницы, да и волосы начали выпадать. Адам задумался, не из-за этого ли другие учёные старались держаться от него подальше, будто бы все, кто с патогеном работал, для них были как прокажённые. Но, вероятно, причиной этому являлся лишь тот факт, что он в последнее время стал человеком совершенно не компанейским.
“Нам известно, что по воздуху инфекция не передаётся. Опыты с животными показали, что и через прикосновение заражения не происходит. Так что хоть раз можно и позавтракать, как цивилизованный человек. Пора уже выйти к людям”.
Проверив сообщения, пришедшие за ночь на компьютер, Адам разозлился очередному запросу на образец спермы от доктора Бэйкос. Подобные просьбы с её стороны уже выглядели, как своеобразный ритуал постоянного унижения, а не как обыденный лабораторный анализ.
“Вероятно, данный анализ вряд ли позволит определить, приводит ли заражение к бесплодию”, — говорилось в её сообщении, — “ведь у мужчин за пятьдесят и так малая подвижность сперматозоидов, до восьмидесяти процентов которых всё равно проявляют отклонения в развитии”.
Да, женщины-учёные умели свою стервозность проявлять не хуже всех остальных. Адама позабавила мысль о том, чтобы отомстить ей с позиции физика, напомнив о том, как же безжалостно гравитация воздействует на соединительную ткань в организме женщин.
А о Маркусе так и не было вестей. Профессор решил, что надо бы с Прескоттом об этом поговорить.
На Азуре имелось немало заведений, где можно было позавтракать, но Адам хотел перекусить на улице, наблюдая за небом. До него вдруг дошло, что подобное желание характерно для заключённого, да и к тому же совершенно бессмысленно, ведь людям, мечтающим о побеге, всё равно придётся по земле передвигаться, а никак уж не ввысь взмыть. Хотя, это было просто одно из тех редких общепринятых мнений, которые не подтверждались никакими фактами. Может, Маркус тоже коротал время, разглядывая облака над Джасинто? У него в камере хоть окно есть? Хотя, профессору, скорее всего, куда больше хотелось насладиться свежим воздухом и солнечным светом. Маркус, наверно, оказался лишён таких благ. Порой Адаму было слишком больно думать о сыне. Взяв в ресторане кофе и пирожные, профессор приветственно кивнул коллегам, которых считал давно погибшими. Чёрт, по некоторым из них он даже лично некрологи писал. Адам направился на поиски такого места, где мог бы посидеть в одиночестве, и откуда бы открывался вид на гавань. Какие-то морские птицы с серо-жёлтым оперением, которых профессор никогда раньше и не видел даже, кружили в воздухе, периодически ныряя за рыбой в прибрежные волны.