— «Но я не предавал человечество ради спасения собственной шкуры, если вы к этому клоните».
— «Какая разница? Результат-то одинаковый».
— «Для меня разница всё равно есть».
— «Саранча могла бы вас убить. Что вы им предложили?»
— «Помощь».
— «Помощь?»
— «Если бы я считал, что мы сумеем подготовиться к их нападению и успешно отразить его, то предупредил бы Дальелла ещё до их появления на поверхности. А если бы мы напали на них прямо в туннелях, то нас бы там на фарш перекрутили, на корню зарубив любую возможность начать переговоры».
— «И вы решили отложить заключение перемирия на последний момент».
— «Дальелл именно так и поступил во время Маятниковых войн».
— «Даже не думайте использовать этот поступок в своё оправдание», — ответил Прескотт, медленно покачивая головой. Но всё это было лишь хорошей актёрской игрой. Председатель ни единым мускулом не пошевелил бы, пока для этого не наступил бы подходящий момент, даже моргать бы не стал. — «Вы поступили бесчестно, Адам, недостойно для человека с вашим интеллектом. Даже будучи учёным, вы не имели право принимать такие решения единолично. Вы ведь даже не биолог, и не просто какие-то там причудливые эксперименты ставили в свободное от работы время, а столкнулись с очевидной угрозой общемирового масштаба… Даже с двумя угрозами. Вы же и о Светящихся знали».
— «Значит, вы всё же читали мои записи».
— «Доктор Эстром как раз сейчас занимается их детальным изучением вместе с командой медиков и биологов, но мне уже вкратце всё обрисовали. Ваши образцы помещены в карантинную зону. Остаётся лишь надеяться на то, что ваши грубые методы работы не помогли этой заразе распространяться и дальше».
“Нэвил Эстром… Команда медиков и биологов… Азура… Господи, да что же тут творится?!” — размышлял Адам. Несмотря на всё то количество введённых болеутоляющих, к нему возвращалась ясность мышления.
— «Если бы у Мирры хватило терпения дождаться, пока я не разработаю средство, убивающее Светящихся, то Саранча заинтересовала бы лишь учёных, да и всё».
Почему-то именно эта фраза, судя по всему, рассердила Прескотта. Ну, или же он просто сделал вид, что зол.
— «Ну да, и жили бы мы после этого долго и счастливо. Когда вы уже научитесь думать, как настоящие взрослые люди, а? Я ещё могу понять, когда кто-то совершает преступление ради наживы, или же из злого умысла, но не по такой наивности же».
— «Вам ещё немало предстоит узнать о Саранче».
— «Не так уж и много, как вам кажется».
Прескотт не стал вдаваться в дальнейшие подробности. Редко когда от него можно было дождаться такого непроизвольно вырвавшегося потока эмоций в ответ на чьи-то слова. Председатель олицетворял собой само спокойствие. Адаму весьма нечасто удавалось понять, что же на самом деле чувствовал Прескотт, причём он прекрасно понимал, что случалось такое лишь потому, что председатель сам позволял профессору обо всём догадаться. Теперь же у Прескотта на губах играла лёгкая улыбка, но не такая, когда хотят над кем-то потешиться или посочувствовать. Казалось, он просто вынужден терпеть профессора рядом с собой. Сунув одну руку в карман и медленно пройдясь по комнате в сторону окна, другой рукой Прескотт взялся за шнур рулонной шторы с таким видом, будто бы собирался снимать покрывало на открытии мемориальной доски. Не прерывая молчания, он потянул за шнур.
Комнату тут же наполнил такой невыносимо яркий и горячий солнечный свет, что Адаму, которому стало жарко, как днём на пляже, пришлось прикрыть глаза на мгновение. Привыкнув к яркому свету, он принялся разглядывать пейзаж за окном. Лёгкий ветерок покачивал верхушки пальм на фоне ярко-бирюзового неба. Всё это напоминало фотографию с открытки, но Адам заметил и чёрную тучу, ползущую откуда-то издали слева. Они точно находились не в Джасинто, хотя профессор и так уже это понял.
— «Ну вот», — Прескотт произнёс эти слова так тихо, что Адаму пришлось напрячься, чтобы расслышать его. — «У нас обоих имелись свои секреты, хотя я свои хранил по вполне объективным причинам. Когда доктора выпишут вас, я покажу вам остров. Познакомитесь со своими подопечными, лаборатории осмотрите».
“Так это остров?” — мелькнула мысль у Адама. На мгновение ему даже показалось, что они сейчас находятся на Вектесе, где располагалась научно-исследовательская база по разработке биологического и химического оружия. Но там не было таких мест с пальмами, да и к тому же саму базу давным-давно уже закрыли.
— «Какие ещё лаборатории?» — спросил профессор, пытаясь разобраться во всём этом потоке свалившейся на него информации и с тем, как это всё вязалось со столь непривычным видом за окном. Прескотт сказал, что у Адама сотрясение мозга, а ещё ему вкололи уйму лекарств, так что, возможно, всё это лишь крайне реалистичная галлюцинация. Прескотт, по-прежнему глядя в окно, постучал пальцем по стеклу. С другой стороны окна в этом месте на мгновение завис пурпурный колибри с блестящими перьями, а затем метнулся прочь.
— «Вы предатель, Адам», — тихо произнёс председатель. Подойдя обратно к кровати, он сунул руку в карман пиджака и бросил на колени профессора маленькую записную книжку. Это оказался один из блокнотов Элейн, которые она брала с собой на вылазки. — «Как и ваша жена».
“Сволочь! Не смей, слышишь, не смей оскорблять её память!” — пронеслось в голове у Адама. Да, Прескотт знал, как разозлить профессора. Этому сукиному сыну ещё очень повезло, что профессор был слишком слаб, чтобы врезать ему по морде, и слишком хорошо воспитан, чтобы не обложить всем богатым перечнем матерных эпитетов, которые он слышал от других солдат во время своей службы в армии.
— «Моя жена была учёным и патриотом!» — прорычал Адам. — «Она свою жизнь отдала ради этой информации, чёрт подери! Её записи — возможно, единственная вещь, которая сможет нас спасти!»
Прескотт даже не моргнул в ответ. Колибри снова подлетела к окну, дёргаясь из стороны в сторону перед стеклом. Адам постарался не обращать на неё внимания, пока его разум, раздираемый переживаниями за Маркуса, злостью из-за оскорбления памяти Элейн и полнейшей беспомощностью вместе с дезориентацией, изо всех сил пытался сконцентрироваться на происходящем.
— «То светящееся вещество в банках», — перевёл тему Прескотт. — «Выходит, во всей имульсии живут микроорганизмы Светящихся?»
— «Полагаю, что так. Судя по всему, у этой формы жизни длительный и довольно сложный жизненный цикл».
— «И сколько у нас есть времени, чтобы разработать средство против них?»
— «Я знаю лишь то, что заражение ими распространяется с каждой минутой всё сильнее», — ответил Адам. — «Так что давайте считать, что времени у нас немного осталось».
— «Тогда вам лучше сейчас хорошо отдохнуть, чтобы как можно скорее вернуться к работе», — с этими словами Прескотт несколько секунд сверлил профессора таким взглядом, будто бы никогда его раньше не видел, а теперь пытался понять, почему его лицо кажется таким знакомым. Адам только сейчас понял, что он стал пленником на этом острове.
— «Я уже готов к работе», — сказал он.
— «Ещё не хватало, чтобы вы тут замертво свалились, Адам. И, к слову, это я вовсе не из сочувствия к вам так говорю».
— «Маркус знает, что я тут? Хотя где вообще это самое “тут” находится?..»
— «Нет, он считает, что вы погибли».
У Адама всё внутри похолодело. Как бы он не старался, сын для него всё равно оставался практически чужим человеком, но одно было совершенно ясно: Маркус, убитый горем от таких новостей, станет винить во всём себя самого. Адам собрал свои силы, чтобы привстать и свесить ноги с края кровати. Он собирался так врезать Прескотту, что того ещё неделю откачивать будут.
— «Вы садист и ублюдок!» — воскликнул Адам. Кое-как ему удалось поставить ступни на пол, но вот оттолкнуться руками от кровати уже стало ему не по силам. Из-за дикой боли на глазах выступили слёзы. — «За что?! Вам-то какая из этого выгода, чёрт вас дери?! Хотите, чтобы про меня все забыли?! Хорошо, делайте со мной, что хотите! Бог свидетель, я это заслужил! Но не заставляйте Маркуса так страдать! Засудите меня хоть за измену родине, хоть ещё за что угодно, но не надо свою злость вымещать на нём!»