— «Ну и что?» — спросил Чалкросс, вошедший вслед за Нико и Кэмпбеллом в кабинет надзирателей. — «Пусть там хоть поубивают друг друга. Нам же работы меньше».
— «Нам платят, чтобы мы следили за этим местом, а не просто на жопе сидели», — отрезал Нико.
Чалкросс принялся варить себе кофе. На самом деле это был не кофейные зёрна, а обжаренный ячмень. Дрянь, конечно, получалась неимоверная, но теперь уже не помнил вкус настоящего кофе. Чалкросс понюхал чашку с получившимся напитком с таким видом, будто бы ячмень протух.
— «А этот Феникс — тот ещё громила. Что он натворил-то?»
— «Ударил главу штаба обороны, отказался выполнять приказ о доставке какого-то там оборудования куда-то, и в итоге из-за него мы потеряли Эфиру», — Нико налил и себе кофе. — «Отправился спасать отца. Какой-то крупный учёный, оружие разрабатывал, помните его? Адам Феникс его звали. Так что наш новенький никого не расчленял и каннибализмом не занимался, что по стандартам наших обычных клиентов весьма слабенько».
— «Ты так говоришь, будто бы тебе его жаль», — сказал Кэмпбелл.
— «Он же не маньяк какой-нибудь. Обычный солдафон, даже с учётом его богатой семьи».
Чалкросс отхлебнул кофе.
— «Выходит, Феникса кто-то настолько ненавидит, что решил отправить сюда, чтобы он тут умом тронулся, или же его друзья на высоких постах, отмазавшие его от расстрела, считают, что таким образом спасли его?»
Сунув руку в карман куртки, Нико вытащил листок с кратким досье арестанта. Сотрудники тюремных служб использовали этот документ для того, чтобы убедиться, что к ним доставили нужного человека, а также для записей о его текущем состоянии как физического, так и психического здоровья. Надзирателям надо было знать, может ли заключённый их чем-то заразить, умереть от какой-нибудь болезни, или же у него есть то или иное психическое отклонение, от которого они становились ещё более опасными. Нико ещё раз прочёл содержание документа. Феникс ожидаемо находился в хорошей физической форме и был вполне здоров, как обычно и бывает с теми, кто сидит на армейском пайке. Также его, очевидно, признали вменяемым, хотя чёрт его знает, кого вообще в последнее время можно было таковым считать. Подняв документ на всеобщее обозрение, Нико пальцем показал на раздел под названием “Особые примечания”.
— «Вот, слушайте», — сказал он и принялся зачитывать. — «“Запрос из канцелярии председателя КОГ: не подвергать заключённого необоснованному риску и ни в чём его не ограничивать, а также отправлять еженедельный отчёт о его бытовых условиях”».
— «Мы когда-нибудь вообще отчёт о бытовых условиях кого-нибудь из этих гадов подавали?» — спросил Чалкросс. — «Кого, блин, вообще волнует, как они тут живут?»
— «У Феникса явно до сих пор связи неслабые имеются».
В этот момент в комнату вошёл Парментер вместе с Джерри, но Чалкросс одарил его таким злобным взглядом, что тому пришлось вывести пса в коридор и дать команду сидеть и ждать хозяина там. Чалкросс не любил, когда собаки захаживали в комнаты, где готовили пищу.
— «У кого это там связи имеются?» — спросил Парментер.
— «У Феникса. Придётся нам следить за тем, как бы с ним чего не стряслось. Приказ самого председателя. А этот вот сидящий тут умник только что врезал ему, но Феникс даже не пошевелился, мигом сделав себе репутацию крутого пацана».
— «Молодец, Кэмпи. Можешь пойти и ещё хуйню какую-нибудь натворить, а то живётся нам что-то очень скучно», — порывшись в холодильнике, Парментер извлёк оттуда несколько кусков сырого бекона. Нико прекрасно понимал, что он всё это сейчас скормит этой никчёмной псине. — «Видимо, Прескотт с его отцом за ручку здоровается».
Чалкросс принялся сверлить взглядом Парментера, пока тот не положил бекон обратно в холодильник.
— «Если у него настолько мощные связи, то почему он вообще сюда попал?»
— «А ты считаешь, ему тут самое место?» — спросил Нико.
— «Ну а что, он мало что ли дел натворил, чтобы его в камеру запереть?»
— «Нет, я о другом. Что же могло заставить человека, участвовавшего в двух войнах и получившего медаль за храбрость, решить, что с него хватит? То есть, вот прям слететь с катушек. Он же ударил своего командира и отправился спасать отца. Как по мне, он действовал чисто на эмоциях, окончательно охренев от ситуации».
— «Его стресс добил», — ответил Чалкросс. — «Невроз словил, боевое истощение, или посттравматический синдром. Не знаю, как правильно сейчас его называют».
— «Вот именно».
— «Нико, ну они же все в одном говне ковыряются», — возразил Кэмпбелл. — «Но не все же подряд с катушек слетают».
— «Ты под обстрел когда-нибудь попадал?»
— «Нет, как и ты».
Судя по взгляду Чалкросса, он понял, что сейчас будет.
— «Только не начинай сейчас снова про своего дядю, прошу», — взмолился он.
— «Уилл, я сам это видел», — сказал Нико, который ненавидел, когда его коллеги пытаются замять эту тему. Они ведь вообще не понимают, что это такое. — «Я на самом деле всё это сам наблюдал. Дядю Джоша просто так вообще не напугать было, он всякого натерпелся. А потом его корабль затонул, и ему два дня пришлось барахтаться в воде, пока его не подобрали. После этого его словно подменили. Так что даже у самых закалённых ребят бывает свой переломный момент».
— «Ну, ты можешь жалеть этого урода, сколько хочешь, но из-за его действий, или же бездействия черви уже к самому нашему порогу подобрались. Да и вообще, как по мне, от него явно будут одни проблемы тут. Я не собираюсь носить ему свежезаваренный чай и расспрашивать, как он себя чувствует».
Меньше всего на свете Нико хотел работать в “Глыбе”. Из всего числа сидевших здесь, вероятно, набралось бы всего лишь трое или четверо таких, кто мог бы принести хоть какую-нибудь пользу обществу, или же просто не стал бы вновь нарушать закон, если бы их выпустили на свободу. Не существовало никакой программы реабилитации, или же лекарства от их преступных наклонностей, потому что не было никакого смысла учить их новой профессии, а затем надевать на них чистенькие костюмчики и выпускать на волю в надежде на то, что они начнут жизнь с чистого листа, отплатив свой долг обществу. “Глыба” служила для того, чтобы изолировать самых отъявленных мерзавцев от честных людей. По крайней мере, таково было её официальное предназначение. Сюда сбрасывали всякое отребье, как мусор в урну. Таких нельзя было даже отправлять на войну с червями, потому что они уже через пять минут сбежали бы с поля боя, прихватив оружие, а затем вернулись бы к старым привычкам. Это было вовсе не то место, где тюремный надзиратель мог бы сделать что-то полезное и направить человека в иное русло. Насколько Нико знал, никто из работавших здесь не вызывался добровольцем на должность сотрудника тюремных служб. Сам-то он уж точно добровольцем не был. Сидевшие здесь стреляли в людей, поджигали здания, насиловали, душили, да и вообще вытворяли такое, что выходило за рамки понимания обычных людей. Здесь сидел даже террорист из числа “инди”, хотя его можно было отнести к одним из самых спокойных. Большинство заключённых были вполне вменяемы, но так и оставались подлецами, тщательно выбирая своих жертв. Но среди них не было ни одного профессионального солдата, который окончательно свихнулся после стольких лет бесконечных ежедневных жестоких боёв. Этот бедняга Феникс, вероятно, просто дошёл до черты и сломался, а вовсе не стал преступником сознательно.
“Боже, дай мне сил. Я превращаюсь в какого-то соцработника, да и к тому же в сраного нытика-святошу”.
— «Ну, кому-то ведь придётся заполнять отчёт о бытовых условиях», — сказал Нико, вспомнив о своём дяде и о том, как бы ему хотелось, чтобы люди с пониманием относились к его беде. — «Я вполне сгожусь для этой работы».
ДВОР ДЛЯ ПРОГУЛКИ В КРЫЛЕ “D”, “ГЛЫБА”. СПУСТЯ ДВА ДНЯ.
Миллтон Рив думал о своих проблемах, совершая свою утреннюю прогулку вокруг овощных грядок во дворе, когда к нему подошёл офицер Ярви, немало удивив своим появлением. Вертухаи особо не стремились к уединённым беседам с заключёнными, и уж точно во двор они обычно не спускались.