— «Тогда, пожалуй, откажусь», — опустившись на кушетку, Маркус вновь принялся за полировку левого ботинка. — «Спасибо за заботу».
— «Нет, ты не понял. Мне надо, чтобы с тобой всё было в порядке».
Маркус медленно повернул голову в сторону Рива. Если бы кто-то другой так сделал, то это выглядело бы наигранно. Но Рив понял, что Маркус пытается удержать внутри весь свой смертоносный гнев.
— «Попробуешь меня сладеньким назвать», — тихо пробормотал он, — «и я тебе шею к хуям сверну».
“Так… Наверно, я пытался быть с ним слишком дружелюбным”.
— «Ну уж нет, я не настолько по любви изголодался. Меня тут просто попросили приглядывать за тобой, раз уж у меня к этому способности есть».
Маркус немного расслабился, но всё равно нахмуренно продолжал смотреть на Рива.
— «Это Хоффман придумал?»
— «Кто такой Хоффман?»
— «Да не важно».
Рив решил всё же объяснить Маркусу порядки.
— «Ладно, расскажу тебе вкратце, как вести себя так, чтобы потом зубы с пола не собирать», — начал он, сильно сомневаясь, что в тюрьме наберётся хотя бы с полдюжины людей, кто вообще решился бы лезть в драку с Фениксом. Хотя, это вовсе не говорило о том, что и всех остальных проблем ему удастся избежать. — «Когда слышишь из громкоговорителей отсчёт до начала изоляции — бросай всё и беги в свою камеру, пока псов не выпустили. Никогда ни у кого не спрашивай, за что его посадили. И не вступай в банды».
— «А, псы», — тон Маркуса немного изменился. — «Да, слыхал про них».
— «Боишься их?»
Маркус лишь уставился на Рива немигающим взглядом. Значит, и в самом деле боится.
— «А что, надо бояться?» — спросил он в ответ.
— «Вертухаи выпускают их в коридоры, состоящие из целой сети разделённых секций. Знаешь, как на фермах для скота есть все эти загоны и пастбища, отделённые друг от друга управляемыми на расстоянии воротами? Это чтобы надзирателям даже не пришлось сюда спускаться».
Маркус по-прежнему не сводил с него глаз, но теперь уже невозможно было понять, что он выражал своим взглядом.
— «Ну а тебя сюда за что упекли?» — спросил он.
“Ага, значит, решил всё по-своему делать. Ладно, хорошо”.
— «Я мелким очко не распечатывал, если тебя это волнует», — ответил Рив и тут же подумал, что Маркус, вероятно, вообще не понял, о чём речь, ведь он вырос среди аристократов. — «То есть не педофил. Детей не развращал, ни в каком месте им не щекотал».
— «Да, я понял».
— «Я наёмный убийца. Профессионал, как и ты».
Маркус молчал целых пять секунд.
— «Я не убийца, а солдат», — наконец сказал он так тихо, что Риву пришлось напрячь слух. Но в словах Маркуса звучал не столько гнев, сколько просто печаль. — «По крайней мере, был солдатом».
Рив сделал себе мысленную пометку, понимая, что на распутывание клубка переживаний, скрывавшегося за этими словами, у него уйдёт немало времени. Но в итоге именно это и позволит узнать ему абсолютно всё о Маркусе Фениксе.
К таким вещам Рив совершенно не привык. Проведя в этой тюрьме двенадцать лет, он всяких больных на голову отморозков повидал. Большинство из них умирало или ещё как-нибудь исчезало, но ни одному пока что не удавалось взбудоражить Рива так, как это только что сделал Маркус. Он прибыл к ним словно из иного мира. Однако надо было работать с тем, что есть, и не только ради сигарет. Пасть духом ему не давало желание не уязвить свою профессиональную гордость.
— «Ну так вот… Есть тут один парень, Дэниел Мерино. Он воспримет тебя, как угрозу. Под Мерино ходит с полдюжины ребят, которые по необходимости ломают кости всем неугодным боссу. Он следит за этим местом и держит заключённых в узде, а вертухаи не лезут. Им-то нормально, а вот нам порой не очень. Хотя, мы тут не совсем образцовые граждане».
— «Думаю, он точно заглянет поздороваться».
— «Ещё бы. Но, с учётом того, что ты так уже нарушил правила тюрьмы, я теперь могу спросить, почему храбрец и герой вроде тебя отказался воевать?»
— «Я не отказывался», — прорычал Маркус. Рив решил, что весьма полезным будет знать, раз эта тема так живо задевает Феникса, но всё же использовать её стоит лишь в крайнем случае. — «Я отправился спасать своего отца вместо того, чтобы спасти остальных солдат. Но он всё равно погиб. Не самое удачное моё решение».
— «Извини».
— «Ну, вот теперь ты всё знаешь», — подытожил Маркус с таким видом, словно пора было менять тему разговора. Он показал пальцем на тюремную безопасную бритву, которая лежала на покрытой трещинами раковине, прикрученной к стене рядом с унитазом. Внешний вид раковины говорил о том, что Маркусу каким-то образом удалось её отчистить. — «Не мог не заметить, что нам тут разрешают иметь при себе острые предметы».
Рив был немало удивлён, что Маркус сказал именно “нам”. У всех остальных заключённых, прибывших сюда, уходило от месяца до года на то, чтобы перестать говорить “вам”, а то и дольше. Происходило это потому, что они никак не могли свыкнуться с мыслью, что теперь принадлежат к этому обществу, и им требовалось какое-то время, чтобы перестроиться. Маркус же просто принял, как данность, тот факт, что он теперь такое же отребье, как и все остальные тут, даже не став важничать из-за своего происхождения.
— «Ремни у нас тоже никто не отбирает», — сказал Рив. — «Потому что если мы повесимся, или друг друга передушим, то надзирателям что так, что эдак жить легче станет. Им даже не надо спускаться сюда. Иначе как ещё управлять этим местом, когда в штате всего дюжина вертухаев и несколько псов?»
— «Неплохо тут всё организовано», — ответил Маркус и, вновь уставившись в стену, умолк. Рив пытался понять, пытается ли Феникс таким затянувшимся молчанием намекнуть ему, что пора бы уже и съебаться из камеры, но так и не разобрался в его истинных мотивах, поэтому решил перестраховаться и поступить благоразумно.
— «Позже увидимся», — сказал он.
Рив делал обход камер, узнавая, у кого есть что-нибудь на продажу, и кто хочет это купить. День длиной в двадцать шесть часов тянулся слишком долго. Даже в первые годы Рива, проведённые в этом месте, жизнь тюрьмы казалась ему слишком скучной и монотонной. И так было ещё до того, как заключённые остро почувствовали на себе сокращения рациона, но мир за стенами тюрьмы всё ещё делал вид, что продолжает жить нормальной жизнью. В те времена у них ещё было вещание по телевизору, кофе и книги, и заключённые могли заработать немного денег, изготавливая детали для автомобилей в тюремных мастерских, чтобы было чем заплатить за основные удобства. Но производство автомобилей было в срочном порядке свёрнуто, а сами заводы перепрофилированы под выпуск оружия. Вещание по телевизору свелось лишь к выпускам новостей, а затем проблемы возникли с поставками еды и даже с медицинскими препаратами, потому что их просто перестали производить на воле, а в КОГ уголовное отребье стояло вовсе не на первом месте в списке приоритетных групп населения для раздачи припасов. Теперь всё их время уходило на то, чтобы не дать это обветшалой тюрьме развалиться, а также чтобы вырастить хоть какую-нибудь еду в любом свободном месте. Всем этим они тоже сами занимались. Мерино, конечно, был тем ещё ублюдком, но, тем не менее, толковым управленцем, который руководил вверенным ему участком, как собственным предприятием. Он ведь был главой организованной преступной группировки, и слово “организованной” тут на самом деле было к месту. Рив же к этому спокойно относился. Когда тюремщики перестали заботиться о повседневном быте заключённых, то сидящим тут пришлось самим этим заниматься, либо же и дальше погружаться в пучину анархии и грязи. Мерино, который железным кулаком насаживал свою волю, обеспечивал им относительную чистоту и достаточное количество еды. Периодические избиения стали небольшой ценой за такие блага.
Когда здешняя вонь становилась невыносимой для Рива, то он шёл на свежий воздух в сад, которым служило вскопанное поле для спортивных матчей. И всё это в то время, пока в городской части Эфиры собирали каждый пучок травы и пригоршню грязи, чтобы вырастить еду. Ещё тут имелся свой прудик с рыбой, пусть даже и рыба и него на вкус была как говно. Последнее, впрочем, не удивляло, с учётом того, что даже говно в этой дыре шло в дело. Тем не менее, все только рады были получить в свой рацион немного протеинов, а не давиться всё время той дрянью из сквашенного грибка с кухонь.