Нэвил поднялся со скамьи, чтобы покинуть профессора. Среди листьев пальмы заморгали огоньки каких-то жуков, похожих на светлячков.
“Это ведь всё не взаправду, да? Думаю, лучше бы я остался в Джасинто. Там хоть видишь, что такое реальная жизнь и настоящая угроза”.
— «Вы ведь даже собственному сыну ни о чём не рассказали», — сказал Нэвил. — «Так что не ждите извинений от меня за то, что я вас сдал».
— «Да я и не жду», — ответил Адам с таким видом, будто бы размышлял о чём-то. — «Нет, Маркусу я никогда об этом не рассказывал. Он ведь во многом похож на Хоффмана. Иронично, не правда ли?»
— «Значит, мы все в каком-то смысле отбываем своё наказание. Думаю, мы ещё успеем на своём веку иронии нахлебаться до отвала», — Нэвил поймал себя на том, что пытается разобраться в том, как же поступить правильно. Он хотел, чтобы его настигло просветление, чтобы внутренний голос сказал ему, что Нэвил следует выполнить свой долг, несмотря на все трудности. Но вместо этого внутри него бушевал лишь поток отвращения ко всем вокруг, стремясь вырваться наружу. — «Извините, Адам, но я сейчас не могу всё это обсуждать».
Адам вовсе и пытался остановить его, вероятно, решив, что Нэвил успокоится через несколько недель. А есть ли у них вообще эти несколько недель? Нэвил и понятия не имел. Он вдруг почувствовал совершенно одиноким, словно изгнанник, оказавшийся среди совершенно чужих ему людей, совершенно не представляя, как переживёт это заточение на острове. Чтобы подавить в нём желание сбежать отсюда, потребуется гораздо больше, нежели пятизвёздочный ресторан и вся остальная роскошь, о существовании которой уже и забыли все остальные жители Сэры.
Бэрдри, по-прежнему стоя на ступенях офисного здания, наслаждался ласкающим вечерним ветерком с моря и болтал с остальными, периодически отмахиваясь от светлячков.
“А ведь люди оплакивали твою гибель”.
Нэвил направился обратно в свою комнату, почти что ожидая увидеть по дороге Эмиля. Он даже хотел его увидеть, хоть и понимал, что у правительства КОГ не было ровным счётом никаких причин фальсифицировать смерть простого солдата.
ВРЕМЕННЫЙ КАБИНЕТ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ КОГ, ОСТРОВ АЗУРА.
Прескотт вполне понимал реакцию Нэвила Эстрома на то, что база на острове Азура совершенно не вписывалась в мир, где среди руин царили жестокость и голод. От турки с только что сваренным кофе исходил манящий аромат, но председателю пришлось подавить в себе желание тут же выпить её содержимое. Это был настоящий кофе, а не какое-то там искусное, но совершенно неубедительное варево из злаков. Прескотт не хотел, чтобы от него исходил аромат кофе, когда он вернётся в Джасинто через несколько часов. Это лишь вызовет неприятные вопросы, ведь запах настоящего напитка ещё никто не забыл.
Но дело было не только в этом. Прескотту становилось не по себе от того, что он может наслаждаться тем, что более недоступно простым гражданам его страны. Чувство собственной значимости и подсознательная уверенность в том, что его необычайно ответственная должность дарует ему исключительные права, год за годом постепенно выветривались из его головы. Уцепившись за осознание этого факта, Прескотт удивился тому, как спустя почти что десять лет нахождения на своём посту, и даже после того, как он отдал приказ спалить дотла города на поверхности Сэры с помощью “Молота Зари”, ему всё ещё надо было находить утешение в том, что он не растерял остатки совести.
“Я ведь всё ещё обычный человек, а не чудовище какое-то. Просто на моих плечах лежит крайне специфическая ноша, поэтому и решать проблемы мне приходится весьма неприглядными способами”.
Председатель положил несколько документов в портфель, проверив, чтобы они не были напечатаны на новой бумаге, вид которой сразу вызвал бы подозрения. Дьюри должен был прибыть в его кабинет с минуты на минуту. Прескотт услышал из коридора шаги, вовсе не принадлежавшие крупному мужчине, а затем в полуоткрытую дверь нетерпеливо постучали. В дверном проёме, поколебавшись, показалась фигура Эстер Бэйкос, занимавшей пост главы отдела биохимических исследований.
— «Председатель, у вас минут пять найдётся?» — спросила она, прижимая к груди обветшалую папку. — «Я бы не стала вас просто так тревожить, но мне нужно получить от вас разрешение на ознакомление доктора Феникса с документами».
Эстер жила на Азуре ещё со времён Маятниковых войн. Здесь у неё родились дети, которые ни разу в жизни не бывали на материке. Саранчу вживую они тоже никогда не видели, как и она сама.
— «Да, заходите», — ответил Прескотт. Почти что все на этом острове имели звание кандидата наук. Председатель уже было хотел назвать её “профессором”, но вместо этого решил использовать имя. — «Я думал, мы давно уже забросили всю эту возню с грифом секретности, Эстер».
Она положила папку на стол так, что Прескотту удалось разглядеть печать службы безопасности и дату. Папка была очень старой, и выведенная на ней красной краской по трафарету надпись уже потускнела, превратившись в бледно-оранжевую. Тем не менее, все документы в ней всё ещё представляли собой огромную ценность. Надпись на обложке гласила: “СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ТЕРАТОГЕННОСТИ (САМСОН)”.
— «Мы всё ещё изучаем записи и диски с данными доктора Феникс. То есть, Элейн Феникс. Но и Адам провёл немало ценных исследований касательно связей между патогеном Светящихся и имульсией», — сказала она. — «Эти исследования по способности у имульсии вызывать врождённые пороки развития были засекречены много лет назад, но, мне кажется, ему стоит с ними ознакомиться».
— «Согласен. Покажите ему всё».
Эстер в ответ лишь одарила Прескотта таким взглядом, будто бы он и вовсе на её вопрос не ответил.
— «Что-то ещё случилось?» — спросил он.
— «У меня вопрос один есть, сэр».
— «Хорошо», — Прескотт раскинул руки в добродушном жесте. — «Задавайте».
— «Нам надо знать, что случилось с результатами исследований Найлза Самсона на базе “Нью-Хоуп”. Он занимался там исследованиями детей с отклонениями в развитии».
Прескотт внимательно изучил выражение лица Эстер, где прослеживалось немного недоверия, капелька страха и огромное чувство надежды. Сложить части мозаики оказалось совсем не сложно, но председатель прекрасно понимал, что это не научный подход, хотя всегда старался идти профессионалам навстречу.
— «Если бы у меня были результаты этих исследований», — начал он, — «я бы тут же вам их отдал. Мы этих детей уже не первый год ищем».
— «Можно вернуться туда и забрать образцы Предков».
— «Нет. Лаборатория должна остаться под замком».
— «Сэр, мы знаем, что имульсия способна вызывать изменения в физиологии людей, и, как мне кажется, Адам установил связь между имульсией и патогеном».
— «Люди работают с имульсией уже более сотни лет, да и Самсон был далеко не единственным, кто изучал её возможный вред. Как же мы упустили тот факт, что это вещество живое? Если, конечно, можно считать его живым. Пока что я согласен с теорией Адама».
— «Сама по себе имульсия не подаёт никаких признаков, как вы говорите, живого существа. Единственным доказательством этой версии являются образцы Адама, взятые из туннелей Саранчи. Патоген обладает всеми свойствами имульсии, но при этом также является организмом».
— «Давайте без этих заумных терминов. Патоген — это разновидность имульсии?»
— «Полагаю, что да».
— «Возможно ли такое, что вся имульсия?..» — Прескотт старался подобрать правильные слова, при этом всё равно чувствуя себя дураком. — «Возможно ли такое, что вся имульсия оживёт? И да, я понимаю, что задаю вопросы, как полный профан».
— «Мы пока что не обладаем достаточными познаниями о жизненном цикле патогена, чтобы с точностью что-либо утверждать. Но если принять во внимание образцы землероек, а также донесения солдат с полей о живой светящейся Саранче, то это является серьёзным доказательством того, что патоген может заражать разные виды организмов. Надо заполучить живых подопытных для проведения экспериментов».