— «Спрошу прямо, Эстер: мы можем работать без Предков? Да или нет?» — поинтересовался председатель. Дальелл всегда весьма уклончиво отвечал на вопросы об их существовании и происхождении. Прескотта никто в детали не посвящал, но он и сам был рад тому, что ничего не знает об этих мутировавших людях, который намеренно отравили. Однако сейчас надо было восполнить этот пробел в знаниях. Когда Прескотт занял пост председателя, то ему ничего другого не оставалось, кроме как запечатать намертво двери на базу “Нью-Хоуп”, надеясь на то, что никогда не придётся их вновь открывать. — «Перевезти их сюда будет, мягко говоря, проблематично. Не факт, что они вообще там выжили».
— «Их держали в консервирующем растворе, сэр».
— «В лабораториях базы “Нью-Хоуп” уже долгие годы никто не появлялся. К тому же, разве сейчас вы не используете образцы тканей? У нас есть образцы тканей Саранчи, а теперь вот заполучили и немалый запас патогена Светящихся. Может, назвать его “Свечение”?.. Извините, пока не определился».
— «Исследования простой ткани не смогут заменить исследований целого организма», — возразила Эстер. — «Живого неповреждённого организма, и я сейчас не только о мышах».
— «Почему? Что вообще сейчас представляет для нас наибольшую угрозу: заражение остальных форм жизни, или же нас самих? Я до сих пор не могу понять, что для нас сейчас является первоочередной задачей, Эстер. Саранча сказала Адаму, что у них со Светящимися самая настоящая война идёт, и что эти создания вырезают их одного за другим. Но губительно ли Свечение для самих носителей, или же оно просто заставляет их мутировать? Есть ли у нас хоть какое-нибудь преимущество, чтобы выжить?»
“Господи, зачем я вообще об этом спрашиваю? Ну да, потому что цепляюсь за соломинку, как тонущий. Наверно, я далеко не первый, кто поступал так же”.
Выражение лица Эстер немного напряглось. Казалось, весь этот спор затронул некоторые неудобные для неё вопросы.
— «Саранча рассказала Адаму о том, что некоторые Светящиеся начали самоуничтожаться. Они в буквальном смысле взрывались изнутри. Если вы полагаете, что в дальнейшем их можно будет использовать в качестве оружия против Саранчи, то, полагаю, у вас бы нашлось немало интересных тем для разговора с доктором Самсоном», — Эстер бросила взгляд на обветшалую папку на столе, будто бы в той заключалось решение всех проблем. — «Вне зависимости от того, являются ли Светящиеся угрозой глобальных масштабов, каковой её считают Саранча и Адам Феникс, или же мы ошиблись, и этих существ и впрямь можно использовать в качестве нового тактического преимущества, нам всё ещё нужно полностью их изучить, прежде чем получится ими управлять. А с учётом неоспоримых свидетельств того, что мутации происходят и у людей, данные исследования нам необходимо будет проводить в том числе и на людях, а не на клетках в пробирке».
Прескотту показалось, что Эстер по-прежнему пытается добиться от него разрешения на работу с Предками. Но в этом крылся немалый риск. Слишком мало было известно об этих существах, а Прескотту сейчас меньше всего на свете хотелось добавить себе ещё проблем, от которых потом так просто не избавишься. Но имелся и другой вариант, с осознанием которого он смог бы спокойно жить дальше, а вот доктор — вряд ли. С учёными всегда так: никогда не знаешь, насколько далеко им позволяют зайти собственные рамки морали.
— «Если я предоставлю вам одного или двух человек для экспериментов, это поможет в исследованиях?» — спросил он. — «Не Предков, а самых обычных людей».
На лице Эстер промелькнуло лёгкое изумление.
— «Но кто добровольно пойдёт на такое, сэр?» — спросила она.
— «Я и не говорил, что это будет добровольно».
— «А то есть, вы имеете в виду, что…» — изумление на лице Эстер несколько усилилось. — «Хотя, я всё равно не понимаю, что именно вы имеете в виду».
— «У нас по-прежнему имеется достаточное количество совершенно бесполезных людей, которых я и хочу использовать».
— «“Бродяги”?»
— «Заключённые из “Глыбы”», — ответил Прескотт, уже приготовившись к тому, как Эстер примется возмущённо кричать на него. Но она, казалось, просто продолжала терпеливо слушать его. — «Я уверен, что в тамошних закутках найдётся несколько педофилов или серийных убийц, которые так и не отплатили свой долг обществу».
Эстер никак на это не отреагировала. Она лишь склонила голову немного вбок, смотря куда-то мимо Прескотта, будто бы прикидывала в уме, подойдёт ли им для работы генетический код растлителя малолетних.
— «Вам придётся обговорить это с доктором Фениксом», — сказала она. — «Спасибо, председатель».
Она вышла из кабинета, оставив папку на столе. Учёные всегда застигали Прескотта врасплох своим поведением, и это его немало напрягало. Люди считали, что это у политиков нет никаких моральных принципов, но в случае с ними хотя бы можно было понять, за что именно их угрызения совести мучить не будут. С учёными же так просто не определишь, где они проводят черту между дозволенным и недопустимым. Каждый раз, как Прескотт пытался найти эту грань, ему приходилось возвращаться к собственным убеждениям о том, что ради блага большинства можно пойти на многое, а иначе он так бы и остался топтаться на месте, будучи не в силах прийти к какому-либо решению.
“Я нажал на кнопку запуска “Молота Зари” и обрёк этим миллионы ни в чём не повинных граждан на смерть. Интересно, будет ли мне так же тошно, когда на моих глазах живому человеку начнут вводить всякие вещества и учиться на его страданиях”.
На пороге появился Дьюри. Прескотту значительно полегчало от его присутствия, ведь капитана он знал давно и мог на него положиться.
— «Сэр, я не помешаю?» — спросил он.
— «Вовсе нет, Пол. Мне надо будет покинуть остров в 15:00, и, как мне кажется, я ещё довольно долго не смогу лично тут присутствовать. Так что мне придётся оставить профессора Феникса в твоих надёжных руках на некоторое время».
Дьюри кивнул, хотя по его внешнему виду было не сказать, что он крайне рад такому поручению.
— «Будет сделано, сэр», — ответил он.
— «Что-то не так?»
— «Я бы хотел с червями воевать, сэр. Просто чувствую себя виноватым в том, что сижу тут, на курорте, вот и всё».
— «Понимаю. Хотя, тут можно и не только пайком питаться. Никто не станет к тебе относиться хуже из-за этого».
— «Я сам к себе начну относиться хуже, сэр».
Дьюри ничем не отличался от Хоффмана, по крайней мере, в тех ситуациях, когда дело касалось его солдат. Но, в отличие от полковника, он куда спокойнее относился к тайным политическим играм. Хоффман великолепно справлялся со своими текущими обязанностями в совершенно ином мире, где командующий армией по-прежнему мог сосредоточить всё своё внимание на ведении боёв, принимать в них активное участие и моментально реагировать на любую ситуацию. Именно за этим в армию и шли. Несмотря на то, что полковник никогда бы не вписался в ряды изворотливых политиканов из Министерства обороны, у него, тем не менее, имелись все навыки и необходимая безжалостность для его руководящего поста в мире, сражающемся за собственную жизнь.
— «Не думаю, что из-за кофе ты канешь в пучину разврата, Пол», — сказал Прескотт.
— «Сначала кофе, сэр, потом какие-нибудь пирожные с узорами, а потом и оглянуться не успеешь, как начнёшь ныть, что в карте вин в последнее время мало хороших образцов старого урожая», — Дьюри выдал всё это шутливым тоном, но, судя по совершенно подавленному взгляду, он говорил абсолютно серьёзно, будучи крайне раздражённым. Всё им перечисленное было столь характерным для острова, что, вероятно, капитан просто подслушал все эти жалобы из чьего-то разговора. — «Люди быстро ко всему привыкают. Кстати, я заметил, что вы сами кофе не пьёте».
“Чёрт, он решил, что я неукоснительно соблюдаю все свои моральные принципы. Хотя нет, он слишком умён для этого”.
— «Это потому что Хоффман его аромат за десять километров учует».
— «Пойду подготовлю лодку для вас. Насчёт Феникса будут какие-нибудь особые указания?»