Адам никуда бы не делся с острова, но Прескотт в нём один раз уже настолько сильно ошибся, что не мог допустить повторения такой ситуации. Профессор являлся одним из наиболее технически грамотных, интеллектуально развитых и даровитых людей своего поколения. Некоторые учёные на острове пребывали вне себя от счастья, что им доведётся поработать вместе со столь великим человеком, настоящим светилом. Если бы Феникс решил отправить кому-либо веточку в Джасинто, то существовал бы немалый риск, что ему бы это удалось.
— «Просто напомните ему, что жизнь его сына в наших руках», — ответил Прескотт. Да, ему невероятно повезло в этой ситуации. Лучшего рычага давления было просто не придумать. — «И проследите, чтобы с него глаз не спускали. Нэвил, благодаря своей немалой обиде, тоже может за ним присматривать. К тому же, среди биологов вполне могут найтись и недовольные действиями профессора, которые возненавидят его из-за уязвлённого самолюбия и профессиональной вражды. В общем, подойдите к этой проблеме творчески».
— «Понял, сэр», — Дьюри медленно поднял одну бровь. — «Можно вопрос задать?»
— «Довольно щекотливый, как я понимаю?»
— «Мне и впрямь надо знать, в какой момент вы согласитесь покинуть Джасинто».
— «Соглашусь лишь в том случае, когда нам придётся эвакуировать весь город, если вообще до этого дойдёт. Понимаю, что это идёт вразрез со всеми планами на крайний случай, а также с нашей обычной практикой, но я просто не могу позволить, чтобы люди видели, как я их покидаю. Доктор Самсон может сколько угодно нести свои до тошноты оптимистичные речи, но мы не сможем заселить Сэру заново только людьми с острова. Нам понадобится спасти как можно больше наших куда менее выдающихся граждан».
Прескотт мог поклясться, что Дьюри вот-вот улыбнётся, что случалось весьма нечасто. Это заставило председателя мысленно выругаться, ведь он надеялся, что у капитана не создалось о нём мнения лучше, чем того хотел сам Прескотт, потому что в обмане честных людей вовсе не было ничего приятного. На какое-то мгновение председателю вдруг стало не хватать настоящих политиканских игр, похожих на фехтование. Он скучал по тем временам, когда соперника можно было перехитрить, а от вопросов журналистов можно было уклониться грамотными словами отрицания, или же элегантно увильнуть от ответа, умолчав о каком-либо событии. Председатель решил, что, возможно, ещё успеет дожить до того дня, когда всё это вернётся.
— «Да, я бы тоже не стал заводить детей с некоторыми людьми отсюда, сэр», — сказал Дьюри, наконец-то выдавив весёлую, но совершенно холодную улыбку. — «Значит, в следующий раз увидимся в Джасинто. Счастливого пути».
Бросив взгляд на циферблат наручных часов, Прескотт перевёл их на часовой пояс прибрежного района Тируса. У него ещё оставалось достаточно времени, чтобы зайти в лабораторию к Фениксу, а затем успеть к отплытию подлодки. Председателю крайне необходимо было прогуляться по такому красивому месту, ведь в Джасинто он попросту не мог позволить себе подобного. Проглядывалась какая-то ирония в том, что человек, обладающий наибольшей властью на всей Сэре, не мог использовать весь потенциал Азуры. А ведь эту базу построили не только для проведения секретных исследований и складирования всего необходимого для восстановления цивилизации в случае катастрофы планетарного масштаба, но ещё и в качестве аварийного командного пункта для правительства. Прескотту приходилось, стиснув зубы, вместе с остальными вести нелёгкую жизнь в Джасинто, ведь таков был его долг. Политика представляла собой довольно мерзкое занятие, в котором участвовали куда более мерзкие люди, хоть и делая это из необходимости, как на войне. Но у Прескотта были свои совершенно чёткие стандарты, которые он ещё в детстве перенял у отца: долг главы государства — служение своему народу любой ценой, вне зависимости от того, на какие жестокие меры, возможно, придётся пойти ради этой цели.
“Вот так, Феникс. Я не бросаю всё и не бегу от ответственности, потому что просто не могу так поступить. Ведь у меня ничего больше нет: ни жены, ни сына. Никакого наследия я после себя не оставлю кроме упоминания в учебниках истории. А, возможно, и этого не случится”.
Направляясь к главной лаборатории по украшенной рядами цветов дорожке, Прескотт решил, что Адам Феникс и мечтать не мог о столь богато обустроенных исследовательских учреждениях. Яркий свет заполнял чистое просторное помещение, а оборудование явно было куда лучше того, которое Адам использовал в Управлении оборонных исследований. В его личных покоях имелся дополнительный рабочий кабинет, чья роскошь в обстановке и обитые деревянными панелями стены ничем не уступали тому уровню изящества, к которому профессор привык, проживая в Холдейн-Холле. Прескотт и сам до конца не понимал, что же полезного может сделать физик в области биохимии, но история встречались редкие примеры людей с обширными познаниями во многих областях науки, добивавшихся немалых в них успехов. К тому же, у Адама были исследовательские записи его гениальной жены. Впрочем, гениальность её от гибели всё же не спасла.
“Интересно, каково это: быть настолько любопытным, что даже умереть готов ради открытия чего-то такого никому ранее неизвестного. И всё это лишь бы стать первым, чтобы открытие это в твою честь назвали. У этих учёных одно тщеславие на уме… Да и кто бы мог подумать, что человек сам согласится работать с теми, кто убил его жену? У Адама куда больше черт характера настоящего политика, чем я раньше предполагал. Ну, или же его самого прельстила возможность решить эту проблему, а также захватило упоение из-за научного открытия, как и его жену”.
— «Как ваши дела, Адам?» — спросил председатель. Адам бросил на Прескотта взгляд поверх очков. У него были такие же глаза непривычного бледно-голубого цвета, как и у его сына, да и телом он был по-прежнему крепок, как и в те годы, когда солдатом сражался на фронтах. Порой его внешний вид застигал Прескотта врасплох.
— «Как мой сын?» — спросил он.
— «С Маркусом всё в порядке», — ответил Прескотт. — «Я прослежу за тем, чтобы вам регулярно докладывали о его состоянии. Кстати, может, вам что-то ещё необходимо? Я скоро возвращаюсь в Джасинто. Нельзя покидать город больше чем на день-другой, да и слишком часто отлучаться нельзя, а иначе моё прикрытие рухнет».
Адам сидел за столом, согнувшись под странным углом, вероятно, чтобы рёбра не так сильно болели. Чашка чая, на остывающей поверхности которого собиралась плёнка от сливок, стояла на кипе бумаг с отчётами и результатами экспериментов рядом с фотографией в рамке, на которой была запечатлена Элейн. Она была весьма красивой женщиной с точёной фигурой, которая, как показалось Прескотту, была прекрасно осведомлена о собственной привлекательности. Она совершенно не была похожа на одну из этих зачуханных витавших в облаках профессорш в поношенных вязаных жилетах. Со стороны выглядело так, будто бы Адам поставил фотографию жены тут, чтобы она контролировала его работу, или же, вероятно, давала ему своё благословение. Прескотт поискал глазами вокруг фото Маркуса, но здесь была лишь Элейн. Наверно, остальные фотографии он повесил в своей комнате. Дьюри совершенно точно удалось забрать их из Холдейн-Холла.
Адам одарил Прескотта пристальным взглядом, свойственным профессорам.
— «А как вам удаётся провести вертолёт сквозь шторм?» — спросил он.
— «Вы ведь не помните, как попали сюда, да?»
— «Полагаю, я в тот момент лежал без сознания».
— «Под водой до острова добраться проще, чем по воздуху. Хотя, и так тоже можно, если воздушное судно сможет набрать нужную высоту. Подводная лодка погружается перед штормом, создаваемым “Мальстрёмом”, а затем всплывает возле военно-морской базы “Эндевр”, где к ней подлетает вертолёт. Я рад, что вы не помните, как вас на лебёдке спускали на борт подлодки. При столь сильном ветре всё это превращается в тот ещё аттракцион. Ну, так что, вам ещё нужно что-либо, или нет?»
Медленно осмотрев комнату немигающим взглядом, Адам отрицательно помотал головой. За стеклянной стеной в дальнем конце комнаты суетились двое лаборантов. Прескотт краем глаза заметил ряды банок с каким-то полупрозрачным содержимым жёлтого цвета, подсвеченного люминесцентными лампами.