Маркус зашагал впереди Парментера, даже не оборачиваясь. Проследив за тем, как двери за ними захлопнулись, Рив бросил взгляд на мостки. Кэмпбелл, который обычно вёл себя довольно спокойно, так и стоял, опершись о перила. Когда Маркус проходил под мостками, Кэмпбелл сплюнул вниз.
— «Мразота», — сказал он. Его сын сейчас в армии служил. Оттолкнувшись от перил, Кэмпбелл зашагал прочь. — «Ты ещё своё получишь».
Возможно, это была пустая угроза, или предсказание. А, может, и обещание. Как бы то ни было, Рив с этим поделать ничего не мог, отчего и переживал, хотя и вовсе не из-за того, что ему сигаретами платить перестанут.
ПОМЕЩЕНИЯ ДЛЯ ПЕРСОНАЛА, “ГЛЫБА”.
Сунув карточку учёта рабочего времени в компостер, Нико задумался, остался ли на Сэре ещё хоть один дурак вроде него, который по-прежнему ходил на работу. Оспен позвонил и сказал, что болеет, хотя, скорее всего, просто напился в доску, так что Нико пришлось пожертвовать своим выходным и выйти вместо него в обмен на обещание дополнительной нормы пищевых рационов за подобные неудобства.
Несмотря на то, что Кэмпбелл, Галли и Лэски должны были прийти на работу ещё раньше него, Нико так нигде их и не встретил. Облокотившись на перила, он воспользовался акустикой здания, по которому все слова раскатывались эхом.
— «Галли! Если вы, мудачьё обленившееся, опять засели в карты играть, то, клянусь, я вам по башке дам!»
Нико не любил дежурства с 14:00 до 23:00, даже когда всё было спокойно. Встав поутру, он начищал форму сам, если жена была на смене в Медицинском центре Джасинто, и дня как не бывало. Домой он попадал уже после 24:00, когда ни по телевизору, ни по радио уже ничего интересного не передавали, и лишь Мара ждала его, чтобы рассказать, какой же у неё выдался херовый день на работе. В последнее время в больнице других дней и не бывало. Постоянно прибывали всё новые пациенты с поражением лёгких из-за вдыхания паров имульсии, с ожогами, и даже легко поддающиеся лечению инфекции превращались в смертельно опасные, ведь антибиотики уже были на исходе. Порой к ним привозили даже солдат с ужасными ранами, когда военные врачи не справлялись с наплывом пострадавших. Мара больше всего расстраивалась именно из-за этой категории пацентов.
Нико заглянул в комнату отдыха персонала, но там не было ни души. На столе остывали чашки с кофе, а в раковине виднелась гора грязной посуды. Нико остановился, прислушиваясь к окружающим звукам. Но до его слуха доносился лишь фоновый гул разговоров вдалеке и периодические выкрики, когда заключённые начинали сплетничать или спорить. Если бы Нико записал всё это на диктофон, а потом включил бы эту запись, не говоря о том, где её сделали, то слушатели бы решили, что это разговоры обычных работников склада или же большой мастерской с хорошей акустикой в помещении, но точно не самых опасных преступников в КОГ, сидящих в этой выгребной яме. Нико даже собачьего лая не слышал, лишь шум болтовни, звяканье жестяных кружек и лязг дверей камер — вполне обычные звуки, которые издают с несколько дюжин человек, слоняющихся там, где места хватит для тысячи.
“Замечательно. Ну, да, почему бы не спихнуть на меня заполнение актов приёмки-сдачи?”
Сняв планшет с зажимом для бумаги с крючка возле плиты, Нико направился к пролегавшим над этажом с заключёнными мосткам, мысленно ругая коллег за то, что регулярно оставляют бумагу рядом с источниками тепла. Всё, что ему надо было сделать — это проставить в списке отметки, что все заключённые на месте, живы и относительно здоровы. Всё это с лёгкостью можно было выполнить, даже не спускаясь на этаж. В тюрьме воцарился свой внутренний порядок, и уже пару лет точно никто никого заточкой тут не пырял. Нико решил сходить в крыло с психически больными заключёнными позже.
— «Эй, Эдоуэйн!» — позвал он. “Инди” поднял голову вверх, отвлёкшись от протирания пола грязной шваброй. Заключённые занимались уборкой, что усложняло их пересчёт по головам. — «Кто-нибудь из наших постояльцев выезжал после 06:00?»
Эдоуэйн склонил голову вбок, будто бы считал в уме.
— «Альва к врачу ушёл недавно. “Шестерёнку” в “одиночку” забрали».
Нико потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что “шестерёнка” — это Маркус. Чёрт подери, что он натворил?
— «Приведи сюда Рива. Знаешь, где он сейчас?»
— «Писсуары отмывает, думаю».
— «Давай, тащи его сюда», — Нико показал пальцем на место рядом со столом для шахмат. Внутри у него всё похолодело. — «Скажи, чтобы ждал меня тут, пока не вернусь».
К этому моменту на этаже уже начала собираться небольшая толпа заключённых, смотрящих на Нико с мрачным осуждением в глазах. Там внизу находился совершенно иной мир, чуждый той жизни, что царила вверху на мостках. Заключённые не бунтовали, по крайней мере, в последнее время, но Нико вдруг снова понял, что тех просто больше. Даже если на работу выйдут все двенадцать надзирателей вместо четверых, то заставить сорок человек подчиниться их воле они сумеют, разве что стреляя по заключённым с мостков. Но и в этом случае одержать верх над заключёнными им не удастся. Конечно, тюрьму им не покинуть, но подчинение было основано на понимании ситуации и доброй воле. Люди всегда стараются привести свою жизнь в нормальное состояние, чтобы сосуществовать в коллективе. Заключённым было не под силу устраивать беспредел день за днём круглые сутки напролёт, равно как и надзиратели не могли испытывать к ним отвращение каждую минуту. В конце концов, всё равно замечаешь, хоть и мельком, человека внутри каждого из них. У Нико не было сил всё время ненавидеть незнакомых ему людей.
Заключённый по имени Сефферт бросил взгляд вверх, скрестив руки на груди. Ему дали один из самых долгих сроков заключения тут. На воле он похищал людей и требовал за них немалые выкупы, и не церемонился с жертвами, если деньги не приходили в срок.
— «Феникс с Мерино подрался», — сказал он. — «Кэмпбелл всем разболтал».
Такое поведение было вовсе не в духе Кэмпбелла, отчего у Нико в голове тут же зазвенел тревожный колокольчик. Попросив жестом, словно автоинспектор на дороге, растущую толпу заключённых его подождать, Нико направился в секцию с одиночными камерами.
Маркуса туда отправили явно для его же безопасности. Мерино не успокоился бы, пока не одержал бы над ним верх, доказав, что он тут самый крутой вожак во всей этой обезьяньей стае. Маркусу, конечно, несладко придётся в “одиночке” сидеть, но вред ему там никто причинить не сможет, как и было указано в распоряжении канцелярии председателя КОГ. Может, и сам Маркус решит, что ему всё же лучше сидеть там и гнить в одиночку. Общительным его и близко не назовёшь. Да, так и есть. Продумав, как будет объясняться, Нико преодолел уже половину выложенного плиткой коридора охраняемого крыла, когда услышал какой-то шум.
Эхо раскатывалось по выложенным гранитными плитами коридорам тюрьмы совершенно непредсказуемым образом. Нико слышал лишь отзвук собственных шагов, раскатывавшихся по коридору, но стоило ему едва лишь пройти мимо кладовки уборщика, как на него нахлынул шум серии глухих ударов, прерываемых хрипением, будто бы кто-то лупил по куску мяса. Удары были совершенно лишены ритма, будто бы бьющий окончательно выбился из сил, задыхаясь от напряжения. А затем раздался пропитанный злобой рычащий голос человека, судорожно пытающегося отдышаться, но всё равно бросающего вызов своему обидчику.
— «И это всё, на что ты способен?! Бить вообще ни хуя не умеешь?! Давай, сильнее! Добей меня уже, блядь!..»
Выкрик прервался очередным глухим ударом.
— «Вот так лучше, мразь?! Ну, давай же, урод! Что, так и будешь стоять и терпеть?!»
Первый голос принадлежал Маркусу Фениксу, а второй — Брэдли Кэмпбеллу. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Нико понял, что Маркуса там, судя по звукам, метелят, как последнее говно. Он попытался открыть засов, но дверь оказалась заперта изнутри. Вот почему они сюда его отвели: не хотели, чтобы им мешали. Нико стал молотить кулаками по двери из листов стали.