Мерино по-прежнему рулил всем на этаже, где царила атмосфера уголовного мира. И хоть Рива такое положение вещей вполне устраивало своей привычностью, он всё же задумывался над тем, как бы Маркус тут всё организовал.
“Но ему весь этот быт неинтересен. Он просто хочет умереть. Застряв тут, он заперся в своём внутреннем мире… Кстати, где Альва? Может, он подцепил какую-то крайне серьёзную херню, и его забрали, чтобы нас не заразил… Опять же, зачем нас в живых тут оставлять? Блядь, какой в этом смысл? Просто по привычке?”
— «Рив, ёб твою мать, мы тут с голоду уже подыхаем!» — крикнул Лёшарс. Эхо разносило голоса по этажу так, что любой заключённых их слышал. Ничто в “Глыбе” не оставалось в секрете, разве что если в голове это у себя держать. — «Давай шевелись уже!»
— «Ты самогонку делаешь?»
— «Может быть».
— «Могу рассказать, где я заныкал картофельные очистки».
— «Твою мать, ладно, один литр, и не больше».
— «Договорились».
Так и устанавливались связи. Все вокруг слышали, как они договорились о цене. Раньше спиртное приходилось прятать от вертухаев, но теперь же они смотрели на это сквозь пальцы, потому что всем уже было наплевать, да и к тому же надзиратели не так уж и часто спускались на этаж, точно так же употребляя непрерывно производимую самогонку, как и остальные заключённые. Напиток стал тюремной валютой. Рив бросил взгляд на мостки в поисках Ярви и Галлего. Обычно они всегда держались рядом друг с другом, но сегодня встали на противоположных концах перехода, будто бы поругались. Ярви почти незаметно кивнул Риву, дав ему понять, что хочет увидеться с ним позднее, а затем отвернулся. Он явно затребует свою долю от этого литра.
— «Эй, Рив! Твою мать, ты что, так яростно дрочил, что совсем оглох?!» — кричал Вэнс. — «Сказали же: раздавай паёк быстрее!»
В этих криках не было никакой реальной угрозы, а лишь бахвальство. Рив направился к следующей камере неспешным шагом, потому что мог себе это позволить. Как и в случае с Мерино, никто бы не стал рисковать и устраивать выёбоны с наездами на него.
— «Лучше тарелки отмой, а не то силой кормить начну, и не самым безболезненным способом».
— «Ага, конечно. Давай, блядь, уже быстрее».
Некоторые заключённые ели прямо в камерах, другие же предпочитали сидеть за столом. “Инди” по имени Эдоуэйн, чьи родители были родом из Пеллеса, по-прежнему держался в стороне от других в своей камере, расположенной в южном конце этажа. Во время Маятниковых войн он устроил диверсию, подорвав поезд с боеприпасами. Взрыв унёс жизни семисот гражданских, снеся половину Дормеры, из-за чего, по шкале масштабности преступления, Эдоуэйн находился где-то между весьма плодотворным маньяком и очень ленивым червем. Рив даже не знал, за кого считать этого “инди”: за террориста или успешного диверсанта. Но ему тут было не место, как и Фениксу.
Эдоуэйна кормили всегда в последнюю очередь, но единственной этому причиной было то, что его камера находилась дальше всех остальных. Рив опёрся о покрывающийся ржавчиной дверной косяк из железа. Эдоуэйн внимательно изучал лежавший на его кушетке клочок бумаги. Вернее даже, это были несколько склеенных вместе бумажных обрывков, напоминавших одеяло из разных лоскутов.
— «Могу предложить на выбор похлёбку, похлёбку или же похлёбку», — сказал Рив. — «А это что?»
— «Карта», — держа бумагу за уголки, словно изысканную кружевную салфетку, Эдоуэйн аккуратно развернул карту в сторону Рива, чтобы тот мог рассмотреть её. — «На ней я отмечаю, насколько сильно нам стоит волноваться».
Наполнив миску, Рив поставил её на небольшой хлипкий столик, стоявший в камере. С Эдоуэйном отношения портить было ни к чему, ведь у него имелась масса навыков, которые могли бы пригодиться в случае нештатной ситуации. Раз ума хватило поезд подорвать, то и с другими проблемами справиться сможет. Не так уж и много в этой тюрьме осталось технически подкованных убийц.
— «Хочешь, чтобы и я волноваться начал, да?» — спросил Рив. Эдоуэйн показал на линии, начерченные на карте. Частично эта карта состояла из листов, выдранных прямо из ходившего по рукам в тюрьме выпуска “Джасинто Дейли”, где было отмечено продвижение червей. Должно быть, Эдоуэйн решил, что это слишком важная информация, оттого и не стал пускать эту газету на туалетную бумагу.
— «Смотри, как далеко они забрались за последние пять лет», — “инди” показал пальцем на старую вырезку из газеты, приклеенную с краю карты. — «Если продолжат в том же духе, то совсем скоро уже захватят нас».
Рив уставился на карту. Чёрт, Эдоуэйн, видимо, все эти годы сохранял любую уцелевшую вырезку и прятал их где-то. Хотя, он ведь был диверсантом, натренированным на работу в тылу врага. Именно так он мыслил и работал: всё время наблюдая за ситуацией и оценивая риски.
— «Ну, возможно, нас взяли в кольцо. Но ведь эта местность стоит на твёрдой гранитной плите».
— «Они могут и с воздуха зайти», — Эдоуэйн медленно и аккуратно свернул карту, будто бы это был какой-то древний свиток из Национального музея Эфиры. — «У них есть риверы, а брумаки сами высотой с тюремную стену. Когда придет нужный момент, нас тут всех накроют, как два пальца. Мы сами себя загнали в ловушку».
Некоторое время он не сводил глаз с Рива, едва сдерживая улыбку, будто бы наслаждался тем, как до того медленно доходит реальное положение дел. Мысль о том, что подобное может произойти в любой момент, последние десять лет мучила всех заключённых. Но Рив, как и остальные, полагал, что черви копошатся где-то под ними, материализуя детские страхи о чудовище под кроватью. Налётами с воздуха они не особо занимались, да и десанта у них не было, так как отсутствовала необходимость в нём. По крайней мере, пока что отсутствовала.
— «Твою ж мать…» — протянул Рив. — «Но если они всё ещё не сделали этого, то…»
— «Полагаю, что у них и без нас целей для нападения немало. Хочешь и дальше сидеть тут в ожидании их атаки?»
— «А ты что предлагаешь?»
— «Сам знаешь».
— «Через стену или под землёй?»
— «Думаю, можем устроить подкоп».
— «Не пойдёт. Тюрьму построили именно в этом месте как раз в расчёте на подобное. Не выйдет у тебя тут подкоп сделать».
— «Всё у нас выйдет. Просто времени на это много уйдёт», — с этими словами Эдоуэйн встал и взял миску с похлёбкой. — «Я собираюсь валить отсюда, даже если вы все решите остаться и ждать, когда эти твари придут по вашу душу. Ё-моё, целая тюрьма людей, которые так напуганы, что не пытаются из неё сбежать. Только “шестерёнки” могут столь слепо идти на поводу».
“Но ведь правительство вывезет нас отсюда ещё до атаки. Да и к тому же, это место… Твою мать, может, не так уж оно и защищено, как мы полагали”.
Может, правительство их и вывезет отсюда, а, может, и нет. Когда всё это случится, у властей, вероятно, даже возможности такой не будет. Да, Эдоуэйн оказался прав: они и впрямь слепо идут на поводу у тех, кто стоит над ними. Рив понял, что за долгие годы, проведённые тут, отупел и потерял былую хватку, как и другие заключённые.
— «Ладно», — сказал он. — «Ты со мной просто поболтать решил, или говоришь мне всё это, потому что я могу достать нужные ресурсы?»
Эдоуэйн лишь хитро поднял бровь, ковыряя вилкой в коричневой кашице в поисках твёрдых кусочков в похлёбке.
— «А что, кто-то из вас, “шестерёнок”, когда-то со мной просто так поболтать заходил?»
— «Ладно, я в деле», — с этими словами Рив высунулся из камеры, чтобы взглянуть на покрытый ржавчиной жестяной циферблат часов в дальнем конце этажа. Нико Ярви так и стоял себе на мостках, опершись о перила и игнорируя Галлего. Не сводя глаз с Рива, он незаметно постучал пальцем одной руки по запястью другой. — «Мне пора идти. Зайду попозже».
Ярви, скорее всего, решил хорошенько его вздрючить за то, что Маркуса от неприятностей не уберёг. Оставив тележку в коридоре возле кухонь, Рив направился обратно к туалетам. Если в “Глыбе” и имелся свой аналог чего-то вроде демилитаризованной зоны, над которой никто не установил своё главенство, сохранив её нейтральной в дипломатических целях, то это были туалеты. Там решались все споры, заключались сделки, а излишне неосмотрительные и слабые заключённые самым болезненным путём узнавали, каково это: находиться на самом низу пищевой цепочки в мужской тюрьме.