— «Сэр?» — раздался чей-то голос, отчего Адам вздрогнул. Это был капитан Дьюри. Адам со смущённым видом повернулся к нему, пряча фотографии во внутренний карман пиджака.
— «Простите, я что-то задумался», — сказал он.
— «Мы нашли его», — Дьюри протянул ему флакон с духами, наполненный янтарно-жёлтой жидкостью. — «Я нашёл его, когда мы разгружали вертолёт. Должно быть, он завалился в щель под палубой “Ворона”, когда мы перевозили сюда ваши вещи».
Капитан ловко увернулся от того, чтобы не использовать фразу “похитили вас”, но чего ещё оставалось ждать? Адам и этой доли доброты к себе не заслужил. Во флаконе плескались уцелевшие остатки духов Элейн. Сжав флакон в кулаке, профессор едва сдержался от того, что не разрыдаться, задумавшись о том, какой же характер надо иметь, чтобы так хлопотать ради какой-то очевидной безделушки для предателя, не предупредившего род людской о надвигающемся истреблении. Дьюри был закалённым в боях ветераном, в котором проглядывали черты Хоффмана, но не во внешнем сходстве, а в том, как они оба, сжав челюсть, всем своим видом давали понять, что ни уходящая корнями в века родословная, ни семейное богатство их не впечатляло. Адам изо всех сил старался не путать, когда люди на самом деле проявляли к нему сострадание, а когда просто выполняли приказ Прескотта во всём угождать профессору.
— «Спасибо, капитан», — сказал он, пряча флакон в карман. — «Для меня эта вещь немало значит».
Дьюри подвинул стул поближе и сел напротив Адама, уперев локти в колени и сцепив пальцы в замок, будто бы напутствие какое-то хотел ему дать. Адам уже начал привыкать к тому, что бойцы охранного подразделения “Оникс” совершенно спокойно бродили по Азуре, словно бы в обычной пехоте служат. Раньше он считал, что именно Двадцать шестой Королевский полк Тиранской пехоты, в котором сам когда-то служил, был единственным элитным подразделением, охранявшим самое сердце Тируса. Лишь теперь Адам понял, как же он ошибался. Бойцы подразделения “Оникс” несли службу в качестве охраны Азуры, равно как и выступая личных телохранителей председателя КОГ. Помимо личного состава на острове также разместили артиллерийские орудия и целое авиационное подразделение. Эти бойцы тут не просто в символических целях находились и не ограничивались лишь проведением тайных операций, ведь именно на Азуру увезли весь старший командный состав армии и лучших учёных, объявив тех мёртвыми, либо же пропавшими без вести. Адам всё ещё с трудом пытался привыкнуть к жизни в этой параллельной реальности, в этом загробном мире, где души элиты человечества отдыхали в собственном потайном раю, не отказывая себе ни в деликатесах, ни в богатом убранстве.
“Нет, не души, а призраки. По крайней мере, я уж точно призрак, ведь и в самом деле умер”.
Адам как-то раз заметил тут даже Джулиана Бисселла. Того самого Бисселла, на церемонии прощании с которым он когда-то присутствовал. Того самого Бисселла, которому вручили медаль Октуса за его разработки в фармакологии. Того самого Бисселла, которого все считали пропавшим без вести и даже мёртвым, пока он вместе с женой спокойно прогуливался по острову. Да, и его жена тоже была жива, в отличие от Элейн. Адам поймал себя на мысли о том, что до сих пор ищет её глазами в толпе, по-прежнему надеясь, что неверно опознал останки, обнаруженные в Логове, и что всё это окажется ещё одним хитроумным планом Прескотта по сокрытию исчезновения человека. Но это было вовсе не так. Адам потерял Элейн навсегда.
— «Председатель с вами свяжется попозже», — начал Дьюри, прервав начавший закипать в Адаме гнев. — «Не хочу, чтобы вы волновались, ведь всё теперь уже в порядке, но у вашего сына возникли некоторые проблемы в…»
— «О, Боже…» — у Адама сердце рухнуло в пятки. — «Нет…»
Дьюри оттопырил указательный палец, не разжимая рук, чтобы профессор не прерывал его.
— «Выслушайте меня сначала. С ним всё нормально. Он полез в драку, и один из надзирателей напал на него».
— «“Напал на него”?!» — вихрь худших опасений пронёсся сквозь мысли Адама. — «Чёрт подери, о чём вы?!»
— «Скажу вам всё, как есть, сэр: у одного из надзирателей сын на передовой сейчас воюет, вот он и отделал Маркуса своей дубинкой, да так, что того, по большому счёту, пришлось в медсанчасть отправить. Но сейчас он уже поправился».
Адама затошнило. Все его мысли сейчас вертелись лишь вокруг того, как совершенно одинокого Маркуса, потерявшего всякую надежду, избивают всякие бандиты и извращенцы в этой вонючей дыре. Он ведь терпеть не станет и даст им сдачи, и его за это убьют. Адам задумался, если Маркус погибнет, станет ли хоть кто-нибудь сообщать ему об этом? Проверить это он ведь никак не сможет. Больше всего профессору сейчас хотелось броситься за Маркусом и вытащить его оттуда. Но он понимал, что ничего не выйдет, ведь он сам сидел под замком на другом конце Сэры.
— «Зачем вы мне всё это рассказываете?!» — спросил Адам, боковым зрением тут же заметив какое-то движение. Должно быть, он произнёс это слишком громко, потому что один из лаборантов тут же повернулся посмотреть, из-за чего кричат. Профессор тут же понизил голос до озлобленного шёпота. — «Вы что, со мной игру какую-то вести пытаетесь?! С вашей подачи моего ребёнка мучают, над ним издеваются, а затем вы рассказываете мне обо всём этом, чтобы я уж точно вёл себя, как паинька?! Я к тому, что если вы вдруг решили, что это самый действенный способ добавить мне мотивации, то вы ошибаетесь!»
Адам наклонился ближе к Дьюри, еле сдерживаясь от собственной ярости, чтобы не схватить того за воротник.
— «Не трогайте моего сына! Даже не думайте об этом! Вы меня поняли?! Если мне и удастся спасти Сэру, то сделаю я это лишь ради него одного! Ради того дня, когда его выпустят на волю! Весь мой труд ради него!»
Адам вдруг понял, что Мирре он примерно то же самое сказал, и что это были не пустые слова. Сэра для него ничего не значила, если он потеряет Маркуса. Без него планета из живого мира превратится просто в кусок скалы с копошащимися на нём организмами. Неудивительно, что Маркус всё бросил и попытался спасти его тогда: Адам сам послужил для своего сына примером того, как можно оставить свой долг ради семьи. Возможно, пример этот Адам подал Маркусу с большим запозданием, но лучше поздно, чем никогда.
“Именно так всё и должно быть. И понял я это лишь теперь, хотя уже давным-давно пора было это сделать”.
Дьюри ровным счётом никак не отреагировал на вспышку ярости Адама.
— «Я просто рассказал вам, что там случилось, сэр. Если бы я решил чем-то угрожать вам, то сомнений в моих намерениях у вас бы не осталось».
— «Докажите, что он ещё жив».
— «Посмотрим, что удастся сделать», — Дьюри откинулся на спинку кресла, сложив руки на коленях. — «Знаете, председатель редко ведь что-то обещает. Но, по своему опыту скажу вам, что, дав слово, он его сдержит. К тому же, вы и ваш сын не такие уж и безгрешные, не так ли? Так что, думаю, нам всем придётся научиться верить друг другу».
— «Маркус служил на передовой почти пятнадцать лет. Он вовсе не трус, и вы это прекрасно знаете».
— «Да я и не сомневаюсь, что вашему сыну храбрости не занимать, сэр. Вероятно, с ним случилось то же, что и с другими беднягами: он наконец-то сломался от постоянного стресса. Но в итоге ему удалось избежать расстрельного приговора, и вам стоило бы поблагодарить Прескотта за его вмешательство».
Адам вновь почувствовал, как медленно соскальзывает в бездну терзаний, стараясь придумать, как бы с помощью уговора, подкупа, угроз, или чего угодно ещё вытащить Маркуса из тюрьмы, пока не станет слишком поздно. Мысль о том, что его могут убить на войне, и так пугала его долгие годы. Но жизнь в тюрьме превратится для Маркуса в медленную томительную пытку, а эта судьба для него куда страшнее.
— «Вы могли бы его сюда привезти», — предложил Адам. — «Ему уже восьмой десяток стукнет, когда его освободят, если вообще, конечно, он доживёт до этих лет. Пусть свой срок тут отбывает. Чёрт, я бы куда охотнее свою работу стал выполнять».
Одарив профессора продолжительным взглядом, Дьюри встал на ноги. Адам знал, что за ними сейчас следят присутствующие в лаборатории, но ему было уже всё равно, ведь он потерял всякое чувство собственного достоинства.