— «Полагаю, что да. Дело в том, что у вас явно сейчас проблем по горло, и, вероятно, вы потратили на меня куда больше времени и сил, чем на Маркуса. О подобном так просто не забудешь», — несмотря на всю искренность этих слов, Нэвил заметил, как Адам аж вздрогнул от подобных речей. — «Не стану притворяться, что ваш поступок не вызвал у меня… скажем так, отвращения. Вы причинили мне немало боли, поразили до глубины души. Я до сих пор ещё до конца не разобрался в том, как к этому относиться, да и по-прежнему не верю в то, что вы так поступили. Но мы оба — пленники этого места, которым будет куда проще решить возникшие проблемы, не отвлекаясь на вражду и междоусобицы».
В комнате повисла гробовая тишина. Может, Адаму надо было почувствовать, что он не одинок, потому как, вероятно, он впервые в своей взрослой жизни понял, что сам с этим не справится. Нэвилу было жаль его. Как не сострадать человеку в такой ситуации? Адам поступил так вовсе не по злобе, а лишь из-за невероятной наивности, совершенно несвойственной человеку с его феноменальным интеллектом и немалым боевым опытом.
— «Самое интересное в жизни предателя среди учёных заключается в том», — прервал молчание Адам, — «что они не бросаются на тебя толпой, чтобы на куски порвать. Мы же все тут такие цивилизованные, как же. Порой мне хочется, чтобы люди вокруг просто набили мне рожу и закрыли этот вопрос».
— «Порой мне кажется, что я мог бы оказать вам такую услугу».
— «Я даже заслоняться от ударов не стану. Разве что только своей непомерной наивностью и самоуверенностью».
— «Вы хоть понимаете, как мне тяжело примириться с вашим поступком?» — спросил Нэвил. — «Но я пришёл к выводу, что если бы вы забили тревогу в тот же момент, как обнаружили Саранчу, то, возможно, нам удалось бы провести упреждающий удар и стереть их в пыль, не дав им выбраться на поверхность. Но тогда мы бы не узнали о существовании Светящихся, так что, наверно, не просто так всё это случилось».
— «Или же мы могли бы объединить наши силы с Саранчой в поисках решения этой проблемы».
— «Если бы вы считали, что это возможно, то так бы и поступили».
— «Верно, так бы и поступил».
— «Может, вы мне ещё о чём-то не рассказываете? Например, о Предках?»
— «Я и понятия не имел об их существовании, да и по-прежнему о них почти ничего не знаю».
Нэвил понял, что пытается ухватиться за любую мелочь, способную оправдать Адама. До него уже дошли слухи о Предках. Да, правительство КОГ и само проводило бесчеловечные эксперименты. Вероятно, этим можно было бы оправдать то, что Адам утаил от своих покровителей в политических кругах существование Саранчи и Светящихся. Но в жизни всё было куда сложнее, да и сам Нэвил понимал, что никогда не найдёт понятного и удобного ответа на этот вопрос, который позволил бы ему вновь увидеть вещи в правильном свете.
— «Я только что виделся с нашим местным извращенцем», — силой выдавил из себя Нэвил, меняя тему. Оба собеседника уже понимали, о чём сейчас пойдёт разговор. — «Его зовут Альва. Адам, вы и впрямь ставите над ним опыты?»
Адам некоторое время хранил молчание, отхлёбывая кофе из чашки, пока его очки съезжали на кончик носа. Позолоченные часы на каминной полке медленно и размеренно тикали, словно отсчитывая удары сердца.
— «Нет», — наконец ответил профессор. — «Не ставлю. Хватит с нас уже тайн, Нэвил. Я уже обсудил всё Эстер, а теперь и тебе расскажу, но мне бы не хотелось, чтобы про это ещё кто-нибудь услышал. Прескотт уж точно не должен ничего узнать».
— «Узнать о чём?»
— «Я в своей жизни натворил немало весьма сомнительных с этической точки зрения дел, и мне вовсе не хочется ещё один грех на душу брать. Я запретил Эстер использовать заключённого для опытов. Я ввожу себе посевы патогена Светящихся…»
— «Так, нет, стоп», — у Нэвила от такого откровения на голове волосы дыбом встали. — «Погодите минутку. Я хоть и не биолог, но всё же понимаю, что это не “посев” называется, а “инфицирование”. Вы что, с ума сошли? Вы же ни черта не знаете об этом организме».
— «Мне надо предоставить Эстер данные о том, как патоген размножается в живом организме. С помощью простых образцов ткани такие данные получить нельзя. Надо выяснить, как именно себя ведёт этот патоген, пока он не преодолел межвидовой барьер и не стал людей заражать».
— «Но вы ведь и понятия не имеете, что с вами дальше случится! Вообще ни черта не представляете, как патоген проявит себя. К тому же, вы ведь тем самым как раз помогаете ему этот самый межвидовой барьер преодолеть, да? Чёрт подери, вы вообще каким местом думаете?»
Подняв руку в призыве к молчанию, Адам со снисходительным взглядом легонько покачал головой, как он всегда делал перед тем, как раскритиковать чьё-то предложение.
— «В медицинских кругах существует давняя традиция, когда доктора проводили опыты сами на себе. Если бы они не шли на такой риск, у нас не было бы лекарства от язвы желудка, да и половины обезболивающих средств».
— «Вот именно, что доктора, Адам. Не просто люди с любыми докторскими степенями, а именно специалисты по медицине, то есть, люди, которые знали, что делают».
— «Ничего они не знали. Именно потому и эксперименты ставили».
— «Вы ведь уже ввели себе патоген, да?»
— «Да».
— «Боже мой…»
Нэвил поймал себя на том, что пытается разглядеть на лице Адама симптомы заражения, хотя и понятия не имел, как именно проявится заражение Свечением у человека. Адам выглядел взволнованным и уставшим, но не более того. Он так выглядел уже довольно давно, так что всё с ним было нормально, если судить по его обычному состоянию.
— «К тому же, это отлично мотивирует к тому, чтобы поскорее найти лекарство», — усмехнулся Адам.
— «Не смешно», — Нэвил показал на свою чашку с кофе, задумавшись о том, может ли эта зараза передаваться по воздуху или через прикосновения. Он изо всех сил постарался и дальше мыслить рационально, но не так-то просто было сдержать в узде первобытный страх подцепить инфекцию. — «Чёрт, вот откуда вам знать, что вы тут всех подряд не перезаражаете?»
— «Я долгие годы контактировал с ним, не соблюдая и половины мер предосторожности при работе с биологически опасными веществами, но симптомы у меня так и не проявились. Именно поэтому мне и пришлось именно вколоть себе патоген».
— «И как вы планируете скрывать это? Мне кажется, вам надо во всём признаться Прескотту. Вас жизнь вообще ничему не учит?»
— «Эстер просто подменит анализы Альвы моими. Он и понятия не имеет, чем мы занимаемся. Ему вкалывают витамины и берут образцы тканей. Всё просто».
— «Он насиловал и убивал маленьких мальчиков, чьих-то сыновей. Простите, что выскажу такую непопулярную точку зрения, но если вы и сами не знаете, смертельна ли эта инфекция, и скажете ему об этом, то что же в этом неэтичного? К тому же, разве он не должен ответить за содеянное?»
Адам хмуро уставился на дно своей чашки, а затем вновь поднял взгляд на Нэвила.
— «А разве я не должен?»
Эта фраза и добила Нэвила. Гнев вновь обуял его, ведь Адам вновь сваливал в одну кучу науку и собственное благочестие.
— «И что, всё ради этого? Грехи искупить пытаетесь? А нам от этого какая польза? Мы тут войну проигрываем, а наш ведущий специалист по разработке вооружения подвергает свою жизнь бессмысленному риску. Чёрт подери, Адам, это просто эгоистично с вашей стороны».
Первый раз в жизни Нэвилу хватило духу признать, что они проигрывают в войне. Он и сам не осознавал, что именно так и считает, пока эти слова не сорвались с его губ. Хотя достаточно было лишь ознакомиться с цифрами: даже по самым оптимистичным подсчётам численность людей в данный момент составляла менее 0,1% от того количества, что проживало на планете до “Дня Прорыва”. Спасти их могло лишь чудо, а наука чудесами не занимается. И да, Нэвил считал, что Адам хочет из себя мученика сделать.
Профессор обеими руками сжимал пустую чашку, будто бы пытался предсказать будущее по кофейной гуще.