“ГЛЫБА”, ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ, СПУСТЯ 11 ЛЕТ СО “ДНЯ ПРОРЫВА”.
— «Слышал уже?» — спросил Лёшарс. — «Сын Кэмпбелла погиб. Черви устроили засаду на патрульный отряд».
Он стоял на четвереньках, упёршись коленями и локтями в плиты, которыми был вымощен пол возле бойлерной, так как подошла его очередь выгребать почву из туннеля, что внизу выкапывал Вэнс. Из мира за стенами до них доносился лишь отдалённый гул залпов артиллерии, да и стрёкот иногда пролетавшего над тюрьмой вертолёта.
— «Твою ж мать», — донёсся голос Вэнса из дыры. — «Кэмпбелл теперь на Феникса настоящую охоту откроет, чтобы хоть как-то успокоиться».
Кэмпбелл перестал лезть к Маркусу с тех пор, как тот после избиения в медсанчасть попал. По крайней мере, Рив больше не видел никаких попыток причинения физического вреда со стороны надзирателя. На словах-то Кэмпбелл регулярно поносил Феникса на чём свет стоит, но от ругани в свой адрес ещё никто не умер. Возможно, всё дело было в том, что Маркус как-то изменился. Рив не сказал бы, что тот прямо воспрянул духом, ведь на Феникса по-прежнему было жалко смотреть. Но Маркус явно о чём-то всё время размышлял, и всё это началось после встречи с Прескоттом. Может, ему пообещали досрочное освобождение, а может, и вовсе ничего. Рив понимал, что гадать можно до бесконечности. Вероятно, Прескотт просто был лучшим другом отца Маркуса. Но что бы там ни было, настроение у Феникса хотя бы немного улучшилось.
— «Ну, Ярви теперь придётся держать Кэмпбелла на коротком поводке. Я вписался только за то, чтобы не дать вам, мудакам, замочить нашего солдатика», — Рив умолк, не желая показывать остальным, что действительно переживает за Маркуса. — «Кстати, могу курево подкинуть, если дадите что-нибудь почитать».
— «А что, Феникс узнал что-то такое, о чём мы и не догадываемся?» — вновь опустившись на колени, Лёшарс взглянул на дверь, которая вела к огородам с плодовыми растениями. Именно там Маркус и работал всё время, когда не получал наряд по уборке. Когда он уже не мог больше копать, орудовать граблями или пропалывать очередной клочок почвы, или когда становилось слишком темно, чтобы можно было нормально работать, то Феникс оставлял свой труд, принимал душ, прижавшись спиной к стене, а затем запирался в своей камере и сидел там, пока не наступала пора вновь приниматься за работу. — «Он питаться нормально начал и упражнения стал делать. Как им это удалось? Неужто пригрозили засунуть ему эту их сраную трубку для кормления в нос и заставить его принимать пищу?»
— «Ага», — отстранённо кивнул Вэнс. — «А может, ему рассказали, что случилось с беднягой Брэнданом. Если трубку неправильно вставить, то тебе пиздец, помрёшь сразу».
Эдоуэйн не сводил глаз с двери, ведущей к огороду.
— «Ну так пойди и спроси у “шестерёнки”, не хочет ли он уже внести свой посильный вклад в общее дело», — сказал он.
Рив понимал, что Эдоуэйн всё ещё не забыл прошлую войну. Он до сих пор называл солдат армии КОГ “шестерёнками”, будто бы это звание у них такое было. Эдоуэйн считал себя политическим заключённым, как будто его мотивы подорвать к херам всю Дормеру чем-то выгодно отличались от мыслей Рива, который, нажимая на спусковой крючок, думал лишь о том, как бы денег получить и не попасться.
— «Не хочет он сбегать отсюда», — сказал Рив. — «Он считает себя виноватым и хочет понести наказание».
Эдоуэйн наблюдал за всем этим разговором, составляя какие-то расчёты на куске картона. Рив складывал почву и камни в небольшие вёдра и с совершенно обыденным видом нёс их через уборные в пристройку для хранения инструментов, расположенную возле выхода в огород. А там уже надо было просто разбросать почву по грядкам с растениями. В рабочем состоянии теперь уже осталось не так уж и много камер системы видеонаблюдения, да и охране всё равно было уже насрать.
Листья опадали с деревьев прямо во внутренний двор, а в воздухе витал запах сырости и гниения. Лишь выйдя из помещения, Рив вспомнил, какое сейчас время года, и это лишний раз напомнило ему, что он не просто переживает раз за разом один и тот же день, а неостановимо несётся к собственной смерти. Хотя он и так понимал это и без всякой привязки к временам года и прочей херне.
Залпы артиллерии сегодня грохотали куда громче обычного. Этот шум так часто сопровождал их, став одним из повседневных фоновых звуков, на которые Рив уже не обращал никакого внимания, порой даже не замечая его вовсе. Вновь заинтересоваться им его заставило то, как Маркус реагировал на этот звук, воспринимая его совершенно иначе. Залпы артиллерии напоминали ему о прежней жизни, о друзьях, о семье. Феникс даже перестал копать, взглянув в направлении, откуда шёл гул. Рив почти что видел, как Маркус с помощью этого звука узнаёт новости и считывает какую-то информацию, недоступную для понимания Рива. Скидывая землю с лопаты, Маркус поднял глаза в направлении, откуда шёл гул, а его губы слегка приоткрылись, будто бы он хотел что-то самому себе сказать. Теперь это был совершенно другой человек, непохожий на того, который когда-то вошёл в тюрьму с таким видом, словно бы собирался превратить жизнь всех заключённых в сущий кошмар. Маркус по-прежнему выглядел угрожающе, как громила в баре, к которому не стоит соваться, но его штаны, которые раньше были ему как раз по размеру, теперь болтались на нём, а ремень приходилось затягивать на несколько отверстий туже, так что кончик болтался как минимум сантиметрах в десяти от пряжки. Да, ремень у него не стали отнимать, так что Феникс, потерявший немало мышечной массы, в любой момент мог бы покончить с собой.
— «Эй, Маркус!» — позвал его Рив, но Феникс даже не шелохнулся, вероятно, не услышав окрик, а просто принялся копать дальше, периодически нагибаясь, чтобы выудить что-то из почвы, отскрести грязь большим пальцем и положить себе в карман. Именно так Рив когда-то и нашёл себе перо. Им оказался сломанный кухонный нож, который всё равно можно было заточить и использовать для обороны.
— «Маркус!» — вновь крикнул Рив.
Закончив ковыряться в земле, Феникс распрямился и уставился на яму, словно на собственноручно вырытую могилу, а затем отошёл в сторону и, опершись на лопату, взглянул в небо. Так многие поступали, но Маркус делал это как-то по-особенному. Рив заметил, что же так привлекло внимание Феникса: над ними прострекотал вертолёт “Ворон”. Маркус проводил его медленным и печальным взглядом, не сводя с машины глаз, пока звук лопастей не утих, а сам вертолёт не скрылся за стеной. Может быть, Феникс умел отличать вертолёты по звуку, оттого и понял, что за штурвалом сейчас его знакомый пилот сидит, или что-то в таком духе. Вытерев руки о штаны, Маркус водрузил лопату на плечо, словно винтовку, и повернулся к Риву, стоявшему на другом конце огорода.
— «Что случилось?» — спросил он.
— «Ты уже закончил?»
— «Может быть».
— «Хочешь с нами?»
— «А, да, вы ж там вечеринку с коктейлями на веранде устроили», — Маркус, вновь вонзив лопату в грязь, опять принялся копать. — «Извини, не могу. Смокинг дома забыл».
— «Мы там ремонт небольшой затеяли, водопровод чиним».
— «Знаю».
— «Да ёб твою мать, Маркус, хватит уже с таким понурым видом ходить. Помоги уж нам хотя бы».
Маркус замер на месте, едва не вонзив лопату в почву, и одарил Рива своим характерным взглядом, который сопровождался медленным поворотом головы, как будто бы Феникс пытался спровоцировать собеседника на повторное оскорбление, прежде чем тому башку оторвать. Рив, уже немного научившийся распознавать настрой Маркуса, всё равно не мог полностью понять, что же у того на душе творилось. Феникс виртуозно умел скрывать свои мысли и переживания, словно за захлопнутыми дверями. Хотя, Риву этого вполне хватало, чтобы понять, что можно Маркусу говорить, а какие темы лучше и не трогать вообще.
— «Чего тебе надо от меня?» — спросил Феникс.
— «Уж кому-кому, а тебе так уж точно тут не надо сидеть. Даже если ты и не хочешь этого признавать, но люди на воле нуждаются в тебе», — ответил Рив, полагая, что, надавив на желание проявить себя настоящим мужиком, он сумеет раззадорить Феникса и вернуть тому желание бороться дальше. Характер-то у Маркуса был тот ещё, надо было лишь разобраться, как его в верное русло направить. — «Не дай этим хуеплётам над тобою верх взять».