— «Ну что?» — спросил он.
— «Да только время зря потратил. Ладно, пошли готовить перевод Раскина», — ответил Нико. Для этого им точно потребуются дубинки и наручники, ведь даже вывести его из камеры в душ было целой проблемой. Для этого приходилось запирать весь нижний этаж, чтобы он не добрался до обычных заключённых, а затем лично тащить его в душевую. Теперь уже так делать не выйдет. — «Заодно, может, сразу его переведём в общий блок».
— «Ладно. И кто этим займётся?»
— «Мы с тобой».
Закрыв дверцу печки, Кэмпбелл потянулся за дубинкой, подвешенной за кожаный ремешок на спинку кресла.
— «Тогда надо, чтобы Парментер выпустил псов и объявил режим изоляции».
В одиночных камерах, по необходимости переоборудованных для содержания психически больных преступников, находиться было куда удобнее, чем на нижнем этаже. По крайней мере, летом уж точно. В камерах было темно, но зато прохладно и тихо. Нико сам порой задумывался, как бы ему пришлось тут, окажись он на месте заключённого, и решил, что лучше сидеть одному, чем попасть в общий блок и быть там на всеобщем обозрении, как манекен на витрине магазина.
— «Эй, вертухай!» — послышался крик из коридора. Голос принадлежал Бересфорду. — «Ярви, это ты?! Чёрт подери, в моей камере вода! Сам погляди, она уже замерзать начала!»
Нико жестом дал понять Кэмпбеллу, чтобы тот был начеку во время проверки камеры.
— «В каком смысле “вода”?» — спросил Нико, пройдя мимо ряда дверей камер. — «Где?»
— «На полу. Она просачивается из-под плит».
Нико проверил, чтобы кожаный ремешок подготовленной к удару дубинки был крепко обёрнут вокруг его кулака. Бересфорд ни разу не пытался досадить надзирателям. По крайней мере, в последние несколько лет он такой хренью уж точно не занимался. Пусть даже Бересфорд и не проявлял жестокости к мужчинам, но Нико всё же никогда не расслаблялся, находясь рядом с ним. Открыв дверь, надзиратель жестом приказал заключённому отойти к задней стене камеры.
Бересфорд не соврал про воду. Нико заметил мерцающее отражение света зарешёченной лампы на потолке. Вода не залила пол целиком, а просто скопилась в виде мелких поблескивающих лужиц в выбоинах. В самых глубоких лужицах проглядывалось отражение. Первым делом Нико решил, что это унитаз или умывальник течь дали, но затем, проверив трубы и вентили, убедился, что там сухо, как в пустыне.
— «Я порой вижу мелкие пузырьки», — начал Бересфорд. — «Они выходят из-под земли».
— «Не думаю, что под тюрьмой река течёт, или ручей какой-нибудь пробился».
— «А что тогда? Откуда вся эта вода прёт?»
— «Ну, мы тебя всё равно наверх переводим, так что можешь не волноваться», — ответил Нико, запирая дверь камеры за собой. — «Тебя следующим переведём».
— «Наверно, конденсат скопился», — предположил Кэмпбелл.
— «Нет, там вода именно сквозь пол просачивается. И можешь даже не предлагать ремонтную бригаду вызвать», — сказал в ответ Нико. Уже не в первый раз им приходится закрывать ту или иную часть тюрьмы из-за истлевшей проводки, или потому что стены осыпаться начали, а чинить всё это было просто некому. — «Должно быть, недавно всё это началось».
— «Ещё у кого-нибудь вода на полу в камере есть?!» — крикнул Кэмпбелл.
— «У меня, сэр!» — отозвался заключённый по имени Слапински, камера которого располагалась на той же стороне коридора, что и камера Бересфорда. — «Под раковиной сегодня немного натекло!»
— «Это всё черви эти долбанные, как пить дать», — пробормотал Кэмпбелл. — «Русло подземной реки какой-нибудь перенаправили, или ещё что натворили, когда туннели свои выкапывали».
— «Не пускайте их!» — завизжал Раскин. — «Не пускайте их сюда, умоляю!»
— «Да ладно, у них всё равно ключей от камер нет», — ответил Нико, который, возможно, даже бы пожалел Раскина, не знай он, за что того упекли сюда. — «Придётся им пропуск оформлять для посещений».
По внешнему виду Раскина и не скажешь, что это сумасшедший каннибал съел почтальона. Ему было уже за пятьдесят, и Нико принял бы этого упитанного коренастого мужчину с тёмными вьющимися волосами, среди которых уже пробилась седина, за повара в буфете, если бы не знал, что тот учителем работал. Недостаток физических нагрузок из-за пребывания в одиночной камере явно проявился на его фигуре, хотя Раскина волновало лишь то, чтобы к двери его камеры незнакомцы не приближались. Нико почти что научился понимать его мотивы.
— «Обещаешь?» — спросил Раскин.
— «Так, Раскин», — с этими словами Нико, стоя у распахнутой двери камеры, позвенел наручниками. С Раскиным у него проблем никогда не возникало, ведь того, казалось, почти всё время пугали различные шумы и голоса. Хотя расслабляться рядом с ним всё же не стоило. — «Мы тебя переводим».
Раскин отошёл на пару шагов назад.
— «Куда?» — спросил он.
— «Туда, где хорошо и сухо», — из-за спины Нико послышался голос Кэмпбелла, которого Раскин, вероятно, опасался. Нико не стал оборачиваться. — «Вода сквозь скалу просачивается. А тебе дадут отдельную камеру, не переживай».
Раскин прошёлся вдоль стены камеры, словно крыса, напавшая на след привлекательного запаха. Он прекрасно знал, что надо делать, поэтому вытянул руки, чтобы их заключили в наручники, выдыхая облачка пара в холодный воздух.
— «Я не хочу, чтобы мне кто-нибудь в дверь названивал», — сказал он. — «Обещаешь, что этого не будет, ладно?»
— «Обещаю, никаких незнакомцев», — ответил Нико, решив, что разберётся с этим, когда захлопнет дверь новой камеры Раскина. — «Пошли, приятель».
Из-за деревянной двери раздавался дикий собачий лай, прерываемый лишь воем сирены, сообщавшей, что обратный отсчёт начался. Покинув отдельное крыло для психически больных, где стены из толстого гранита создавали относительную звуконепроницаемость, Раскин оказался в водовороте этого шума. Нико ухватил его за правый локоть, пока Кэмпбелл держал его слева. Остановившись у двери, все трое принялись ждать.
— «Три… Два… Один… Режим изоляции!» — объявила система громких оповещений.
Псы как с ума посходили. В каком-то смысле Нико был даже рад тому, что Маркус убил парочку собак, так как это немного подкосило их репутацию демонических бессмертных созданий. Парментер переживал, что может потерять ещё кого-нибудь из своей драгоценной щенячьей своры после того, как Маркус доказал, что их можно победить. Теперь, если надо было натравить собак, надзиратель выпускал сразу всю стаю. С такой сворой никто не сумел бы совладать, будучи безоружным, даже Маркус. Но Парментер всё равно переживал, что Фениксу всё же это каким-то образом удастся. Даже будучи вообще никому не досаждавшим тихоней, Маркусу всё равно удалось до усрачки тут всех перепугать.
— «Псы под замком?» — спросил Нико по рации.
— «Всё чисто», — ответил Парментер.
Кэмпбелл открыл дверь, после чего вместе с Нико затащил Раскина внутрь, начав долгий путь к камере. Нико понимал, что было бы несколько проще перевести Раскина сюда ночью, после отбоя, потому что сейчас им пришлось пройтись мимо целой вереницы камер, откуда на них злобно глазели заключённые. На нижнем этаже воцарилась мрачная атмосфера: никто и не думал насмешливо свистеть и улюлюкать. Вместо этого надзиратели то и дело натыкались на молчаливые взгляды, в которых явно читалось нежелание оказаться по соседству с таким заключённым. Нико их понимал, хотя, конечно, со стороны весьма глупо выглядело, когда одна свора убийц и преступников с презрением смотрит на такую же другую свору душегубов и насильников. Но так себя, в целом, люди и вели в обществе, и тюрьма не стала исключением.
Чуть более приличные обитатели “Глыбы” и в самом деле были правы с практической точки зрения. Нико ведь вообще не представлял себе, какие фокусы могут выкинуть сидевшие в крыле для психов. А с учётом того, что на каждую смену теперь приходится лишь два надзирателя, у них не выйдет обеспечить им больше безопасности, чем в блоке одиночных камер. До этого Нико и сам догадался, так что теперь надзирателям придётся подстраиваться под те моменты, когда выпускают псов.