При этом ко второму десятку лет двадцать первого века нейрохирурги все же добились заметного прогресса – научились ставить в мозг искусственные сосуды, внедрять приборы-шунты, регулирующие внутричерепное давление, кровообращение и обмен веществ. При этом для трансплантации мозга или его частей, подобно тому, как делают с другими органами, время еще не пришло. Искусственное дыхание, искусственное кровообращение, искусственное сердцебиение – это вам, пожалуйста! Но моментом окончания жизни человека до сих пор принято считать смерть его мозга.
Андрей убеждал своих родителей, что приезжать в Педиатрическую академию нет смысла, звонил им каждые три-четыре часа. Все это чем-то напоминало вести с фронта: наши войска отступают, сдавая ненавистному врагу очередные города. Все еще брезжит малюсенькая надежда, что ситуацию удастся переломить, но шансов на благополучный исход с каждым днем все меньше.
Света перестала ходить на работу, взяла отпуск за свой счет. Игорь тоже потерял всякий интерес к своему и без того малому бизнесу – лежал целыми днями на диване, тупо уставившись в телевизор. Приподнимался только, когда раздавался телефонный звонок. Если звонил Андрей, муж напряженно вслушивался в Светины вопросы и комментарии. Потом Света перезванивала своей маме, и подробно рассказывала ей все, что только что узнала.
Алиса часами простаивала в часовне при Педиатрической академии, умоляя бога и всех святых не забирать малыша. Ребенка заочно окрестили.
Примерно через неделю Света не выдержала и приехала к дверям реанимации. К внуку её, разумеется, не пустили, зато на лестничной площадке она неожиданно встретила вызванного для консультаций Сомова, который выходил из реанимационного отделения и сказал ей всего несколько слов:
– Вы бабушка? Здесь хорошие врачи, и ваш внук получает адекватное лечение и уход. Оперировать его сейчас бесполезно. Надо ждать. Наберитесь терпения и молитесь!
Вслед за ним вышел Андрей. Пытался неловко, и смущаясь, на ступеньках лестницы передать врачу деньги – за визит и консультацию. Сомов категорически деньги не взял. В ту минуту Света подумала, Сомов – святой! Деньги – это так мелко в масштабах человеческой жизни. Потом, гораздо позже, узнала почему – нейрохирург был уверен, что ребенок обречен.
А пока Света с Андреем вышли на улицу. Достали сигареты и закурили прямо у входа в больничный корпус.
– ВЖК третьей степени, – размышлял вслух Андрей. – У него вчера был третий инсульт. Это очень глубокое поражение мозга. Третья степень. Правда, бывает еще и четвертая. Но там летальность 98% и шансов, чтобы стать нормальным человеком – никаких. Вегетативное состояние в лучшем случае.
– Ну, подожди ты говорить про вегетативное состояние! Еще ничего неизвестно! Или Сомов тебе еще что-нибудь сказал? Какие прогнозы?
– Он сказал, что в данной ситуации он не нужен. Ребенок очень тяжелый. Оперировать в таком состоянии нельзя!
– Сомов еще придет?
– Пока нет. А там видно будет.
Через пару дней Андрей сообщил по телефону, что от внутривенной капельницы, которая постоянно прикреплена к венке малыша с помощью лейкопластыря, покраснела и припухла правая ручка. Ждут хирурга.
Света тут же вспомнила историю, которую недавно рассказывали по всем телевизионным каналам – годовалой девочке после безграмотно поставленной капельницы пришлось ампутировать руку по предплечье. Переполненная волнением она поделилась своей тревогой с Игорем. Муж выслушал Свету, как ей показалось, без всякого интереса. Потом вдруг присел на диван и потерял сознание.
Света вызвала неотложку. Врачи приехали через несколько минут. Измерили давление, сделали кардиограмму и не без оснований предположили, что у Игоря инфаркт.
Всадили в него через шприцы и капельницы какие-то подобающие случаю препараты, а потом забрали в больницу, в реанимацию. Стали готовить к операции.
Света осталась одна. Ночью она не могла уснуть, мучаясь от мысли, что никому ничем не может помочь. Она очень хочет остаться бабушкой и совсем не готова стать вдовой.
Вышла на балкон и стала смотреть на белесое небо, затянутое серыми тучами. С любопытством находила в причудливых очертаниях фигуры животных, лица людей. Ей казалось, что вот сейчас эти облака подскажут ей ответы на все вопросы, нарисуют картины всего, что её ждет в ближайшем будущем. Очертания менялись, она никак не могла понять смысла мелькающих картин: какой-то лось, или черт? Потом островок и лес вокруг – что это значит? Небо явно пыталось ей что-то рассказать на своем языке облаков, но она не понимала и готова была просто молиться. Молиться кому угодно: Богу, деве Марии, Матроне Московской, Будде, Кришне… Космосу! В какой-то момент ей показалось, что облака повернулись к ней профилем до боли знакомого и родного лица, и она мысленно обратилась к своему папе: