Через неделю Игоря Куликова выписали из больницы, и он вернулся домой долечиваться. Страх за его жизнь и даже здоровье улетучился в несколько дней. А Романа Куликова на реанимобиле перевезли из Педиатрической Академии в детскую больницу Святой Ольги.
Бабушке с дедушкой впервые разрешили посмотреть на внука. Так как Игорь был еще довольно слаб после инфаркта, супруги решили, что он останется дома. Сев за руль своей Мазды, Света доехала до Земледельческой улицы и зашла в вестибюль детской больницы.
Первое, что её порадовало, внутри стены были расписаны красивыми картинками: цветочками, грибочками и зверюшками. Врачи и медперсонал одеты не в белые однотонные халаты, как в её советском детстве и даже в детстве сына, а в комплекты брюки-рубашка, с веселеньким набивным рисунком. Повсюду были рассажены мягкие игрушки. Было очень волнительно, она ведь шла на свидание. На самое первое свидание с мужчиной, который с минуты своего рождения был ею безоговорочно любим и бесконечно дорог – со своим внуком.
У входа в отделение интенсивной терапии её уже ждал Андрей. Он внимательно следил, как Светлана надевала специальный одноразовый халат и длинные бахилы, насколько тщательно мыла руки, а потом показал рукой куда-то вдаль.
– Вон там! Иди туда!
Света на цыпочках осторожно пошла по длинному узкому залу, где лежало семь малышей. Они не издавали почти никаких звуков.
Дошла до самой дальней кроватки, обернулась в сторону Андрея, взглядом спрашивая: «Наш?». Сын в подтверждение закивал головой.
Перед Светой лежал малюсенький человечек в трикотажном полосатеньком комбинезончике и ярких шерстяных носочках. Кожа у него была очень бледной с желтоватым оттенком. Глазки были прикрыты, и веки изредка вздрагивали. В маленький ротик были вставлены зонд и еще какая-то трубка. Из-за этого губ было почти не видно. В запястье и в ножку воткнуты иголки, к которым присоединены системы трубок с капельницами.
Света пересчитала взглядом все пальчики на руках. Ей в голову пришла совершенно идиотская мысль – зато у него пять пальчиков на каждой руке! Больше она себя подбодрить ничем не могла.
Малыш сделал очередную попытку открыть глаза. У него ничего не получилось.
– Он спит! – Света повернулась в сторону Андрея и сказала это так, чтобы слова можно было прочитать по губам и выражению лица.
В изголовье кроватки стояла маленькая иконка. Это, конечно, Алиса ее туда поставила. Светлана, не отрываясь, как завороженная, смотрела то на ребенка, то на икону, и как клятву произносила слова, не разжимая губ: «Солнышко, мое любимое! Ты обязательно должен жить! Ты будешь жить! У кошки боли, у собаки боли, у моего родного Ромашечки ничего никогда не боли!»
Сейчас и потом она готова была принять любую религию, молиться в исступлении любым богам и святым, соблюдать, какие угодно, ритуалы, брать обеты и давать зароки и обещания. Она готова была сделать все, что возможно и невозможно, хоть умереть на месте, хоть отдать свой собственный мозг. Ей больше жизни, больше воздуха надо было, чтобы этот ребенок жил!
Выйдя из больницы, Света выдохнула и позвонила маме Алле:
– Мам, привет! Я его видела! Он очаровательный, самый лучший, самый красивый!
– Не знаю, как ты теперь будешь дальше жить, – трагическим голосом предупредила мама, – после того, как ты его увидела, тебе будет еще тяжелее!
– Ну и пусть! Главное, я его, наконец, увидела. Я его люблю, безумно люблю, а остальное – будь, что будет! Только пусть он живет!
Следующую неделю Светлана опять была бабушкой по телефону. Андрей говорил, что ребенок в полусне. Ничего не происходило.
– Нет новостей, – подбадривала Света себя, мужа и сына, – хорошие новости!
– Надо что-то делать! – настаивал сын.
Света взяла очередной отпуск за свой счет и часами просиживала за компьютером. Ей удалось выяснить, что более или менее эффективные методики и оборудование для исследования мозга новорожденных появились всего каких-то пять-семь лет назад. Статистика очень скупая. Во всех статьях и докладах, которые ей попадались, отечественные специалисты ссылались на одни и те же источники и цифры. Выборка делалась из 35 новорожденных. Критическими моментами в жизни ребенка назывались первые сутки после рождения, пятые, потом первый месяц. Ромашка все эти вехи пусть тяжело, но все-таки пережил. Далее оценивалось качество жизни – двадцати двух ребятишек, это те, кто выжил. Первоначально ведь их было тридцать пять. Была выведена специальная шкала, по которой в процентном отношении можно было судить о перспективах дальнейшей судьбы малышей на примере этих выживших. У трех из двадцать двух качество жизни оценивалось как хорошее. Имелись незначительные отклонения от нормы. «Ну, вот – значит, хотя бы теоретически, возможен благополучный исход!» – успокаивала себя Света. Остальные дети отставали в развитии, страдали слепотой, глухотой, у большинства наблюдался церебральный паралич и эпилепсия. У Ромашки был шанс оказаться среди выживших! В этой и других статьях по теме оценка качества дальнейшей жизни проводилась с точками наблюдения в три месяца, потом в девять месяцев и потом в год. Авторы шкалы состояний утверждали, что если ребенок достигает какого-то уровня качества жизни на раннем этапе, то на более позднем этапе эта оценка, как правило, никогда не ухудшается, и может даже повыситься.