«Что за чертовщина? Ничего не понимаю», — думала про себя Евгения Андреевна, вставая с дивана, и милостиво улыбаясь. Эта материалистично настроенная женщина, похоже, не понимала, что порой, казалось бы совершенно бесполезные на первый взгляд вещи могут подарить ощущение бесконечного счастья. Продолжая раздумывать насчет сложившейся ситуации, она провозгласила, обращаясь ко всем присутствующим:
— Что ж, раз все подарки подарены, причем все они порадовали нашу именинницу, то я предлагаю тост!
Анна села на свое место, неотрывно, украдкой следя за странным нарушителем ее душевного равновесия, наблюдая, как он проходит по комнате, отодвигает стул рядом с Димкой и садится. Несмотря на то, что ему было восемнадцать, или около того, Александр выглядел старше, и вел себя как взрослый. Никаких подростковых замашек или напускной крутизны. Все было естеcтвенно, и как-то немного интригующе. «Ну что поделать – вампир», — подумала Аня, поглядывая на него. Лена, которая сидела рядом с ней, незаметно толкнула ее локтем под столом.
— Итак! Анечка, вот уже шестнадцать лет за твоими плечами осталось, и неизвестно, сколько ждет тебя впереди, но я от всего сердца желаю тебе, чтобы эти годы не прошли зря. Человек растет, учится на своих ошибках, учится жить. Так вот, я желаю тебе, чтобы ты училась не только на своих ошибках, но и на чужих, дабы меньше совершать своих проступков в жизни. Ну и, конечно же, желаю тебе исполнения тех твоих желаний, которые пошли бы тебе только на пользу, но никак не во вред. Ну, с днем рождения!
Все подняли бокалы, и осушили их в честь именинницы. Ну а после началось обычное застолье, которое является непременным атрибутом любого праздника.
Спустя полчаса, гости, наполнив свой желудок, стали развлекаться. Взрослые ушли в мамину комнату, рассматривать альбомы с фотографиями и болтать о жизни, а подростки остались в большой комнате. Аня, Алина, Димон, Лена и еще несколько Аниных одноклассников и одноклассниц стали думать, чем бы развлечься. Александр же участия в мозговом штурме не принимал. Вообще было такое чувство, что он существует отдельно от праздника, да что там от праздника – от всего мира. На это обратила внимание не одна Аня.
— Эй, Санек! Присоединяйся! – позвала его Алина, помахивая рукой.
Аню аж передернуло от этого обращения. «Какой Санек? Она в своем уме? Да от этой интерпретации своего имени он так же далек, как и Эйфелева башня от фонарного столба! » — возмущенно подумала она, поглядывая то на Алинку, то на Александра, и тут же спрашивая себя, почему ее возмущает подобная фамильярность.
Вампир поймал на себе ее взгляд, и улыбнулся краем рта. Анины глаза чуть расширились.
«Такое чувство, что он слышит все, о чем я думаю. Эта его хитрая улыбочка…а-а-а!…да что с ним такое? Или…со мной…» — лихорадочно соображала Лола. Алинка же, получив отказ в виде отрицательного качания головой, надула губки, и недовольно спросила:
— И не скучно тебе так стоять? Ты сюда развлекаться пришел, или по сторонам глазеть?
Аня напряглась. Сестра никогда не различала границы между наглым вопросом и бытовым хамством. В данном же случае, и то и другое в ее реплике присутствовало. Она думала, что Александр разозлится, начнет отвечать тем же, но он лишь слегка пожал плечами, и сказал:
— Я пришел сюда, чтобы посмотреть на именинницу, и поздравить ее, больше не за чем.
Алинка не нашлась, что ответить, только хмыкнула, и отвернулась. На его губах снова заиграла легкая улыбка.
«Да что он все время улыбается?! Ничего смешного не вижу», — озадачилась Аня уже в который раз, украдкой поглядывая на вампира, и удивляясь взрослости его поведения. «Он точно вампир. Ни один подросток семнадцати-восемнадцати лет не ведет себя подобным образом. Этот совершенно другой». Пока она размышляла совсем о другом, план развлечений был уже совсем готов, и Алинка, которая и была инициатором всех тех игр, которые были в списке, подергала сестру за рукав:
— Эй, Лола! Мы сейчас будем отрываться на полную. Взгляни-ка на это!
Она протянула Ане листок, в котором был указан весь перечень праздничных развлечений. Едва Аня взглянула на этот список, как ей тут же дурно стало.
— Что?! Да ни за что!
Чего там только не было: и традиционная «бутылочка», и «прищепочки», и игра в карты на желания, и так далее в духе все той же атмосферы.
Аня вернула листок сестре, и отрицательно покачала головой:
— Я пас.
— Почему это?— возмутилась сестра. — Ты уже взрослая девушка, надо привыкать.
— К чему?
— Ко взрослой жизни.
На что Аня расхохоталась:
— Если это взрослая жизнь, то я, пожалуй, лучше еще побуду маленькой.
Ребята зашумели, возмущаясь, но именинница была непреклонна.
— Нет ребята, я не хочу. Играйте сами, к тому же у меня голова разболелась, и я бы сейчас посидела в тишине. Вы играйте, я не обижусь. Просто головная боль пройдет, и я к вам снова приду.
С этими словами она вышла из зала. Сестра посмотрела ей вслед, а после, пожав плечами, вплотную занялась игрой:
— Та-ак! Кто первый?..
Аня тихо вошла в свою спальню, закрыв дверь на замок. Прислонившись спиной к косяку, она молча смотрела перед собой, но ничего не видела. В комнате было темно, за окном, сквозь узорчатую тюль просвечивало темно-синее небо, на котором неспешно загоралась бескровная Луна. Она была почти круглой, одного дня ей не хватало, чтобы войти в полную силу. Заметив это, семнадцатилетняя лолита подошла к окну, и отдернув тюль, посмотрела на вечернее небо.
— Ну вот, завтра снова буду всю ночь куролесить. Я конечно люблю Луну, но терпеть не могу, когда она меня мучить начинает, — проворчала она себе под нос, отворачиваясь от окна.
Дело в том, что на Аню очень странно влияла Луна. Именно в полнолуние сон как рукой снимало, но это было еще не самое худшее. Порой полнолуния проходили просто без сна, а порой и в странной агонии, которая охватывала все тело. Каждый нерв, каждое чувство было словно натянутая тетива. В такие ночи Ане просто хотелось выть от бессильной беспричинной тоски, которая вдруг на нее наваливалась могильной плитой, истязая душу. Чтобы хоть как-то заглушить сосущую пустоту внутри, она начинала рисовать, но чаще просто писала стихи, потому что бабушка или мама завидев ночью свет в ее комнате, приходили, и начинали читать девушке нотации по поводу режима, чего она терпеть не могла. Поэтому на взгляд Ани проще было сидеть на подоконнике, и писать стихи под лунным светом, пусть не ярким, но различить, что пишешь, вполне можно было.
Задумчиво скользящий взгляд Ани остановился на белом громоздком предмете, стоящим у стены. Ее мольберт с неоконченным изображением.
Ане очень нравился характер нарисованного ею персонажа, его улыбка и голос. Посмотрев впервые фильм, Аня поклялась себе, что непременно нарисует этого героя, «заберет его душу себе» — как говорила одна ее знакомая. И вот картина почти окончена, но все равно на четвертой части рисунка, Аня, сколько ни билась, пока не смогла нарисовать узор так, чтобы рисунок казался объемным. Что ее весьма огорчало и бесило.
Аня зажгла свои любимые длинные свечи. Электричества не хотелось. Она подошла к картине, и сдернула простыню.
Человек смотрел на нее, загадочно улыбаясь, и поглаживая гепарда. Лишь недоработанный участок в правом верхнем углу картины напоминал, что это рисунок, а не живой человек. Это недоработанное пятно смотрелось чужеродно среди великолепия всей остальной площади изображения, и назойливо мозолило глаза.
— Эта картина великолепна. У вас определенно талант, — вдруг раздался голос у нее за спиной. Сердце Ани от испуга пропустило ритм, но тут же восстановило его. Обернувшись, Ровенская увидела Александра, который стоял, прислонившись к дверному косяку, где совсем недавно, точно так же стояла сама Анна.