Ждать и догонять, говорят, хуже всего. Но кто на что учился. Батальон замер в томительном ожидании. Наступившую тишину прервал шипящий, как змей, сержант, бешено трепавший за грудки рослого, здорового, понуро стоящего солдата.
- Я ему, а он скотина...
58
Выяснилось, что хлопчик по простоте душевной сложил в рюкзак банку на банку и замкнул два запасных комплекта аккумуляторов к радиостанции.
Лебедь был готов шипеть за сержантом. Кто его знает, что там ждет впереди. Можно пройти ущелье парадным маршем, и можно драться за каждый километр. Лебедь, конечно, горласт, но ущелье такой ширины голосом много не покомандуешь. На связь вызвал командира полка: “Вперед!”.
Тронулись и прошли классически. Афганцы впереди, за ними – Лебедь. Как и следовало ожидать, первый километр встречал их абсолютно мертвой тишиной и подчеркнутым покоем. Ни души. Изредка гавкнет запертая где-то собака. Афганцы идут, не торопясь, спокойно и уверенно. Они, как Лебедь довольно скоро разобрался, были прекрасным своего рода барометром опасности. Если шли так, как сейчас – иди смело. Если начинают крутить головами, приседать, припадать за камни – все: жди, минимум через пять минут накроют. Как уж у них там это получалось – никто не знает, никому выяснить не удалось: то ли шестое чувство, то ли знание местных условий. На шестом километре афганцы закрутились и не зря. Обстреляли сразу с четырех мест. Третий батальон сверху, Лебедь – снизу – ответили. Стрельба прекратилась.
Несмотря на скоротечность огневого столкновения, без потерь не обошлось. Погиб мальчишка-афганец. Лебедь его неоднократно видел и даже один раз с ним разговаривал. Было ему лет шестнадцать, не больше. В батальоне “коммандос” он был что-то вроде сына батальона. Наверное, именно поэтому единственный из всего батальона он был одет в каску и бронежилет. Может быть, именно это сыграло с ним злую шутку. Паренек решил, что он – танк. И за это жестоко поплатился. Пуля через бронежилет попала прямо в сердце. Кстати, о бронежилетах. Стойкое недоверие к ним у Лебедя выработалось тогда в Афганистане и сохранилось до сих пор. Может быть, есть бронежилеты, предназначенные для сильных мира сего, которые держат любую пулю и осколок. Может быть, не знает, не встречал. Но тот ширпотреб, который начали поставлять тогда в войска, спасал от трех вещей: от холода, от камней и от тупой пули типа ПМ, ППШ. К этому можно добавить, что он мог выдержать любую пулю, находящуюся на излете и предохранить от касательной. Таскать тяжело, толку мало, плюс формирует у людей ложное чувство защищенности, и до известной степени их этим расслабляет. Хороший товарищ Лебедя, однокашник по академии, ныне Герой Советского Союза, генерал, а тогда просто командир третьего батальона и майор В.А. Востротин, получив в батальоне новую партию жилетов, решил заняться агитационно-пропагандистской работой. Построил батальон, сказал подобающую случаю речь о заботе партии и правительства, приказал вывесить бронежилет на расстоянии 100 метров и лично его обстрелял.
- Неси, - приказал он.
Солдат принес.
Грудная и спинная пластины навылет.
- Гм-гм, а ну-ка на двести.
Отмерили, вывесили на триста. Отделение обстреляло бронежилет сосредоточенным огнем.
- Навылет...
Валерий Александрович потом долго плевался в “кулуарах”.
59
Когда принесли и увидели свежие пробоинки, Лебедь подумал – ну, и вляпался. Хотел достичь одного эффекта, а достиг чего-то диаметрально противоположного. Надо
как-то выкручиваться. Тут Лебедь им и сказал: “Орлы, какое же оружие делают наши тульские и ижевские умельцы! Ни один бронежилет в мире не пробиваем ни на 100, ни на 200, ни на 300 метров. С таким оружием не пропадешь”. Пули щелкали по дувалам, деревьям, по стеклам домов. “Агээсники” подавляли огневые точки. Лебедь выдвинул на огневые позиции приданный танковый взвод батальона. Били с окружающих склонов, били с прилепившихся к этим склонам домов. Роты третьего батальона находились выше тщательно замаскированного жилья и практически как-либо серьезно воздействовать на них не могли. Исход боя решили танкисты. Два десятка прицельно посланных снарядов заставили замолчать несколько ответных точек, а за ними смолкли и все остальные. Помогла и все более увеличивающаяся метель. В считанные минуты видимость упала сначала до 100-120 метров, а потом и того меньше. В этой разыгравшейся дикой круговерти батальоны ползли в горы трое суток.
Им на дне ущелья было хорошо, а третьему батальону в горах еще лучше. Какие, к чертовой матери, вертолеты, какие сухпайки?!
В завываниях и сполохах метели где-то звучали автоматные очереди, одиночные выстрелы. Кто в кого стрелял и с каким результатом?.. Не завалился ли где в какую расщелину раненый или убитый солдат, и если так, то заметет в считанные минуты. И навеки вечные на убиенном рабе Божьем будет висеть клеймо “без вести пропавший”. И на без времени постаревших и поседевших родителей будут смотреть с недоверием и неприязнью: “Как это без вести пропал? Как это вообще можно без вести пропасть? У него что, командира взвода или роты нет – сбежал, наверное, легкой западной жизни захотелось? Идите... Идите... Мы по понедельникам не подаем”.