Мороз, тяжелая выкладка, беспрестанное напряжение – все это отнимало много сил и требовало компенсации. Сухпайки быстро иссякли. Были подлизаны все корочки, крошечки, огрызочки. Метель и ... вперед, вперед! Вперед, она по прогнозу скоро кончится. А как только – так сразу – будут вам и вертолеты, будут вам и сухпайки, а пока – вперед.
Навсегда осталось у Лебедя тягостное ощущение своего бессилия перед природой. Что хочешь делай: стучись головой о скалу, волком вой, топай ногами. Можешь в истерике биться. А ей, природе, на тебя, пигмея – наплевать, ей угодно вот так вот завывать и систематически насмешливо швырять пригоршни колючего снега в твою обветренную физиономию с лопнувшей и раздвоенной, как у зайца, нижней губой.
В застывших в метельной круговерти кишлаках не было никого и ничего: ни людей, ни скота, за исключением козлов – черных, лохматых, похожих на чертей, с налитыми кровью глазами. Козел он и есть козел. В нормальном человеческом обществе он как продукт питания – ничто, на них, на козлов, так по привычке и смотрели. Несколько позже, когда все, от комбата до солдата, убедились, что ничего другого нет и, судя по делам в небесной канцелярии, в ближайшем обозримом будущем не предвидится, козлы предстали в совершенно ином свете. С них стали сноровисто снимать шкуры. Сначала тебя потошнит от того, что нестерпимо хочется есть, потом от того, что ты без хлеба и соли откусил кусок бывшего козла. Народ и тут приспособился. Пальцами одной
60
руки, как прищепками, зажимали нос, а второй рукой сноровисто убирал козлятину. Тут главное не принюхиваться. Так, воюя невесть с кем, добрались почти до середины ущелья,
до того места, где оно резко сужалось и раздваивалось.
Тут сразу масса позитивных событий произошла: прекратилась, наконец, чертова метель, удалось совершенно точно сосчитать людей и с великой радостью убедиться, что все живы, никто никуда не завалился, не выпал. Спустился с гор осатаневший от голода и холода третий батальон. Сел долгожданный вертолет с вожделенными сухпайками и аккумуляторами. Уже не страшно. Ширина ущелья, по которому Лебедю предстояло лезть дальше, не превышала 250 метров, а это уже и можно было одолеть. Не без напряжения, но можно. В общем, все хорошо. Тут еще доктор подрулил:
- Товарищ капитан, вот вертолетчики комбату посылку передали.
- Что это за добрая душа? Неужели командир полка?
- Не, не командир.
- А кто?
Они что-то сказали, но Лебедь за грохотом двигателя не расслышал.
- Ладно, все равно спасибо! Раздели, Гера, промеж всех по-братски, - сказал Лебедь.
Гера был настоящий десантник. Он знал два действия арифметики: отнимать и делить. Он тут же отложил всему управлению по восхитительно оранжевому апельсину, по паре галет и куску колбаски.
- О, товарищ капитан, а тут на дне, похоже, здоровенный шматок сала!
При слове “сало” солдаты разом прекратили чистить апельсины.
- Но не, это вечером, - возразил, - это не спеша.
Дружный горестный вздох по поводу такое жестокости. Последний солдат отшвырнул от себя корку и вытер о штаны пальцы. Жизнь снова была прекрасна и удивительна. Солдат-десантник, вооруженный сухпайком, непобедим!
Третий батальон, отзавтракав, отобедав и отужинав за три дня, понежился на солнышке полчаса и полез в свой острог. Разделились афганцы. Их две роты и управление уехали с третьим батальоном, одна рота осталась у Лебедя. Все в соответствии с ранее разработанным планом. Тронулись в гору и его первая и вторая роты.
Какой-то философ представлял жизнь в виде полос: черного, серого и белого цвета разной ширины. Пожалуй, он прав. Расслабились немного – и будет. Не успели они продвинуться по ущелью и семисот метров, как подорвался на фугасе танк. Достаточно удачно наехал на мину внешней стороной гусеницы: улетело два катка, метра полтора гусеницы, экипаж впал в состояние “повышенной веселости”.
X
Подрыв послужил как бы смычком к открытию огня. Со склонов, из домов по десантникам били со всей пролетарской ненавистью. Но без метели уже проще. Находящиеся на склонах подразделения обозначили себя дымами. А наводчик навел на цель две пары вертолетов МИ-24. Одновременно огонь вели два уцелевших танка. Один