Ротный, замполит и хотовец расцвели улыбками. На их лицах читалось: “Вот это работа! Вот это класс! Есть о чем доложить!”. Новообращенных правительственных солдат повернули вправо, придали им пятерых сопровождающих, и они с воодушевлением потопали вниз по ущелью. Больше Лебедь их никогда и нигде не видел, и ничего о них не слышал. Общая же практика подобного рода призыва была такова. Если “молодое” пополнение вливалось в эту или иную часть, переодевалось в соответствующую форму и получало оружие, то войско это было предельно ненадежным. Наиболее глупые, таковых было немного, бежали, захватив с собой оружие в первые же дни, когда бдительность отцов-командиров и хотовцев была высока. Таких, как правило, отлавливали. Поступали с ними по-разному, в зависимости от обстановки. Основная масса благоразумно выдерживала двухнедельную паузу, становилась ”своими” и ловила конъюнктуру, топая, сообразуясь с обстановкой. Кормят, одетые, обутые, при оружии. Сегодня-завтра не воюем – почему бы не послужить? Если бой – основная масса отлынивала от него под всеми мыслимыми и немыслимыми предлогами. Определенная часть стремилась уйти, но не просто так, а прихватив с собой голову какого-нибудь прямого начальника типа командира роты, еще лучше голову и погоны советника - шурави. В любой банде почет и уважение: гарем не промах. Советники, работающие непосредственно в войсках, эту милую особенность части своей паствы знали и благоразумно старались ночевать вместе с земляками, чтобы не получилось, как в анекдоте: по коридору психбольницы бежит псих весь в крови, в руках окровавленный нож и заливается счастливым смехом. Остановили, нож отобрали: “В чем дело?” – “Вот смеху-то будет: Ванька утром проснется, а голова в тумбочке”.
Избавившись от неожиданной обузы, батальон возобновил движение вверх по
63
ущелью и к вечеру благополучно достиг его верховьев. Лебедь с управлением
расположился в предпоследнем доме. В самом последнем сосредоточилась третья рота без
взвода. Последний дом – выше него ни одного строения в ущелье не было.
Первая и вторая роты мучились на склонах. От последнего дома вверх по резко суживающемуся ущелью уходила узкая извилистая тропа. Не успели все до конца осознать и прочувствовать тот приятный факт, что вот – лезли и долезли, наконец (“Если звезды зажигают, - как сказал поэт, - значит, это кому-то надо”). Если батальон посылают в ущелье с задачей добраться до самого его конца, значит, это точно кому-то надо. Лебедевцы добрались. Надо – не надо, понятно – не понятно, но добрались – приятно.
Так вот, не успели лебедевцы до конца осознать приятный факт и прочувствовать его, как окончательно стемнело. И почти одновременно со стороны тропы по нашим домам прогулялись несколькими длинными очередями. Третья рота мгновенно ответила. Треска много, а толку никакого. Братья-душманы лупят наугад в темноте, наши наугад отвечают. Осветили местность. Но афганцы не те ребята, которых можно взять на такую дешевку. Склоны, тропа – все пусто, никого, ни души. Все успокоилось и затихло, но ненадолго. Стукнула короткая очередь. Вслед за ней высокий голос с характерным акцентом пролаял несколько матерных ругательств. К нему присоединились несколько других голосов тональностью пониже.
XI
Понять что-либо конкретное в этом хаосе было затруднительно, но общий смысл был ясен: русским от всей мусульманской души желали всего самого-самого: провалиться, сгинуть, загнуться и т.д. И не только бойцам, но и всем их ближайшим родственникам. Все понятно: беднягам холодно сидеть в верховьях, и они развлекались и согревались, как могли. Заодно развлекали и бойцов. Изредка стучали очереди, перемежающиеся матерщиной и угрозами. Третья рота лениво отвечала. Патроны Лебедь приказал экономить и отмахиваться изредка, когда уже совсем назойливо будут себя вести.
Вся эта канитель продолжалась до рассвета. С рассветом матерщинники благоразумно убрались. Где-то около 7.30 командир третьей роты доложил, что вниз по тропе движутся четыре старика. Кричат, чтобы не стреляли. Лебедь и сам уже эти вопли услышал и приказал доставить дедов к нему. Аксакалы коротко и горестно поведали о том, что в верховьях ущелья находится большое количество женщин, детей и стариков. Забрались они туда от великого испуга, все замерзли, многие больны. Просьба: разрешить им спуститься вниз и пройти к своим домам. Душманов в этой толпе нет. Лебедь хмыкнул: “Уважаемые отцы, а кто же мне всю ночь мозги сушил?”. Деды дружно пожали плечами. Они шли сюда почти час, может быть, конечно, кто-нибудь там и есть, но они за них не в ответе, а наверху нет никого, только женщины, дети и пожилые люди.