- Прекратить огонь, - сказал Лебедь.
Все смолкли. Лебедь приказал одному из связистов, механику-водителю, наблюдать за строениями, спрыгнул на землю и закурил:
- Давай, Володя, разбирайся, что они тут наковыряли.
Быстро повзрослевший в условиях Афганистана выпускник училища образца
1981-го года начальник связи батальона лейтенант Голобурдов, сноровисто принялся за дело. Осмотрел антенну, брезент, люки, бросил короткий взгляд на емкость, в сердцах швырнул ее наземь и спрыгнул с машины сам. 100-литровая емкость, штатное место которой на броне правее командирского люка, представляла собой решето и удивительно густо была изгрызена пулями. Латать – что называется – не за что хватать.
- В антенне насчитал одиннадцать отметин, - доложил лейтенант. – В брезенте тоже штуки три, дома посчитаем. А это, - Володя в сердцах ткнул емкость ногой, - сейчас досчитаю.
Пока Володя исследовал емкость, Лебедь курил и блаженно-расслабленно размышлял о том, какой он идиот, что торчал в поле под огнем, как замечательно хорошо, что в емкости давно высохла последняя капля бензина. Прикидывал: любому из грешных бойцов, независимо от габаритов и физической силы, достаточно одной пули, а вокруг них их летали десятки. И какое это все-таки чудо, что ни одна из них не нашла Лебедя. Он был фаталистом всегда, но фаталистом, что называется, неосознанным. Но тогда, на рассвете 9-го марта 1982-го года, фатализм перешел в какое-то иное качество, стал своего рода религией. Сущность его сформирована коротко и емко (если Лебедю не изменяет память, Ярославом Гашеком): “Кому суждено быть повешенным, тот не утонет”.
- Плюнь, Володя! Хватит считать, загрузи ее на место, если не залатаешь, будет, что сдать. Или на память от Афганистана с собой заберешь по дембелю.
Володя, по-видимому, представив, как он будет выглядеть с подобного рода
72
сувениром, засмеялся. Засмеялся механик-водитель, засмеялись связисты. Очередная
страница жизни перевернулась. И все! – проехали... А фатализм – остался!.. Лебедю вдруг нестерпимо захотелось разобраться: как это получилось, что, несмотря на внезапный массированный обстрел, батальон в этой рассветной катавасии потерял только одного человека.
- Заводи! – приказал Лебедь.
Десантники поехали вперед вдоль колонны, останавливаясь и вникая во все подробности обстрела. Чем больше Лебедь вникал, тем более пропитывался под настроение фатализмом. Из выпущенных душманами более чем двух десятков гранат в цель попала только одна, унеся жизнь наводчика. Остальные легли правее, левее, выше, ниже. Две или три срикошетили от машины. На многих БМД виднелись свежие пулевые отметины. Старушка смерть встала над колонной, готовая собрать обильную жатву, но... не получилось. Почему не получилось? Везение, удача, случай, выучка или все вместе взятое – да черт его знает! Главное – не получилось. Будем жить!
Дальше началась проза жизни. Двое суток почти беспрерывной лентой мимо них текли отходящие из ущелья войска. По раскисшей, чудовищно разбитой дороге танки, самоходки БМП – тащили на буксире колесную технику всех видов и мастей: свою и афганскую. Все было залеплено грязью, ревущие на пределе возможности двигатели, рычащие и исступленные, но матерящиеся водители и командиры – все это рывками, импульсивно, но двигалось, двигалось, двигалось... Так врезались в память эти двое суток: грязь, мат, исступление. Батальон держал дорогу чутко и жестко, реагируя на малейшие попытки возобновить обстрел. Что там у душманов случилось – Лебедь не знал, но больше они их серьезно не тревожили. Несколько раз по мелочам постреляли – получили сдачи, и все успокоилось.
Лебедь расположил командный пункт батальона в хвосте колонны, связисты тщетно шарили в эфире на указанных частотах и позывных, пытаясь обнаружить техническое замыкание.
К вечеру второго дня на командный пункт вышла довольно стройная колонна, состоящая из нескольких танков, танковых тягачей, на крюках – три машины, прикрывающая колонну мотострелковая рота из пяти БМП. Колонна остановилась, из-за поломки тягача тяжело спрыгнул на землю серо-зелено-щетинисто-грязный полковник, представился – и.о. начальника бронетанковой службы армии, и как-то очень просто и буднично сказал: “За Лебедем никого. Лебедя пропустишь, и отходи, капитан”. Информация замечательная, но по молодости лет и десантной наглости Лебедь попытался что-то сказать о частотах, позывных и вообще, какого черта никто не выходит на связь?!
Находящийся на грани человеческих возможностей, смертельно уставший полковник, похоже, Лебедя даже не понял: