Чуть позже принесли еще одного убитого, несколько раненых. Картина была типовая: как ни осторожно, ни аккуратно и грамотно 3-ий батальон выходил в указанный район, его отследили и приняли соответствующие меры. Когда с людьми из разведки батальон начал переправляться через канал, по нему ударили внезапно, сразу с нескольких направлений. Выучка батальона Востротина всегда была предметом зависти Лебедя.
Только ею, выучкой, можно было объяснить то обстоятельство, что в тяжелейшей ситуации батальон отделался тремя убитыми и семью ранеными. Смерть Астахина дала всем повод лишний раз порассуждать о судьбе.
Астахин свое отслужил в Афганистане честно и добросовестно. Он был награжден орденом Красной Звезды и медалью “За отвагу”. Ему прислали земляка, он уже сдал должность, но подвернулась операция, и родилось решение:
- Мужики, я с вами на последнюю операцию схожу, и домой, в Союз.
Востротин, узнав о его решении, приказал: “Пусть не мается дурью, а готовится к отъезду”. Но Астахин так долго, страстно и аргументировано убеждал его, упирая на то, что он офицер и дал слово, что Востротин сдался.
- Черт с тобой, иди!
В момент, когда завязалась перестрелка, Астахин стоял на берегу канала, возле какого-то старинного гидротехнического сооружения. Старинного потому, что весь бетон конструкции был вымыт и выветрен, остался только примитивно кованый, толщиной в руку, арматурный скелет. Пуля попала Астахину в правое плечо перпендикулярно телу. Больно, неприятно, но не смертельно. Находись он хотя бы метром дальше, так она бы, наверное, пролетела мимо. Но он стоял там, где стоял. Пуля сбила его с ног, он упал, ударившись левым виском об арматуру, тело соскользнуло в воду, и выловили его метрах в двухстах от того места, где он упал.
Смерть наступила от удара в висок. Ко всему он еще и утонул. Двойной покойник с ранением в плечо. Со второй смертью можно было попробовать повоевать, но уже была, очевидно, первая. Сходил напоследок.
Шурик Попов был у Лебедя курсантом. Именно Шурик. Небольшого роста, всегда аккуратный, чистый, улыбчивый, великолепного сложения, прекрасный гимнаст и гиревик. Имя Шурик шло к нему, как ни к кому другому. Прибыл он по замене недели за 2-3 до операции. Она стала для него первой и последней, потому что через три дня старший лейтенант Александр Попов скончался в госпитале, не приходя в сознание. Это
тихое утро поставило последние точки в жизни двух старших лейтенантов. Одного, безукоризненно провоевавшего 2,5 года и только однажды за это время легко раненого, и
83
второго, который вообще повоевать не успел. Во всяком боевом эпизоде, как впрочем, и
во всякой войне, всегда бывает первый и последний убитый. Ничего тут не поделаешь – судьба.
Убитым все равно: часом позже, часом раньше угодить в морг, а вот раненых, а их было семеро, следовало срочно отправить. И тут обозначила себя проблема, которую Лебедь в пылу завершения боя сразу не заметил. Колонна проскочила по колее вдоль канала и теперь стояла, лишенная маневра и оттого отчасти беспомощная. Слева, в считанных сотнях метрах, мощные дувалы, справа канал. В таких условиях развернуть машину на месте не сумеет самый искусный механик-водитель. Пятиться задним ходом полтора километра, которые они успели проскочить вдоль канала, глупо, да и времени займет много. Вперед по карте канал простирался еще километра на три и терялся в гуще кишлаков, и, насколько хватало глаз, вдоль колеи тянулись дувалы. Где-то и как-то надо было разворачивать колонну. Прихватив с собой двух автоматчиков и сапера, Лебедь пошел вперед вдоль канала в надежде найти слабенький дувал и поле за ним. Замысел был прост: ломаем или рвем дувал (это как получится), втягиваем колонну на поле и через этот же пролом выводим, только в обратном направлении. Метров через 250 удача блеснула зубами в ослепительной улыбке. Невысокий, метров двадцать-тридцать дохленький дувальчик, а за ним большое, метров сто в длину и до 70 метров в ширину, ровное поле. До этого поля и после этого поля дувалы мощные, высокие – с ними бы пришлось серьезно повозиться. Обрадовался Лебедь, обрадовался сапер, набежавшие его подчиненные даже рвать ничего не стали. Нашли здоровенную трещину, заправили ломы, качнули... разобрали, отволокли и сбросили в канал огромный кусок дувала, потом еще один. В считанные минуты проход на поле был готов. Командир роты протянул колонну, и первый БТР, рыча, вполз на поле. Не успел обрадоваться Лебедь, как тут же выяснилось, рано. Кто-то умный, расчетливый, предусмотрительный походил, посмотрел и оценил здесь все до него. Если разворачивать колонну, то только в этом месте. БТР рыкнул, переключая передачу, дернулся вперед, и грохнул взрыв. Лебедь стоял от него метрах в десяти, на что-то там отвлекся и когда через несколько секунд снова начал нормально соображать, то обнаружил себя сидящим на грязном поле с сильной болью в обеих ногах ниже колена. Голенища сапог были неприподъемными от приклеившихся комьев грязи. Лебедь машинально провел по ним руками, отыскивая дыры от осколков. Но... дыр не было. Лебедь встал. БТР словил мину внешней стороной гусеницы. У него отлетело три катка, до двух метров гусеницы. Лебедь поискал глазами лежащих или сидящих потенциально убитых или раненых. Таковых не оказалось. Около БТР стоял, глотая воздух, как глушенный карась, механик-водитель и каким-то неуверенно-печальным движением размазывал кровь из разбитого носа. В люке БТРа очумело тряс головой в шлемофоне сержант. Лебедь обошел БТР кругом. В ушах наплывающий и удаляющийся звон. Несколько секунд все окружающее, включая подорванный БТР, казалось ему трогательно милым. Потом это идиотское чувство прошло, а звон остался. Ни убитых, ни раненых. Контуженый механик-водитель с разбитым носом – все потери. Ошибка – Лебедя, Лебедь обязан был послать саперов пощупать поле, но на радостях этого не