Когда ситуация более или менее прояснилась, в штабе на какое-то время остались самые стойкие, самые идеологически выдержанные, сумевшие сохранить невозмутимость индейцев, офицеры. Основной массе вдруг срочно что-то понадобилось на улице и они, икая от сдерживаемого, душившего их смеха, неприлично поспешили удалиться.
Мало-помалу командир успокоился, перестал косить на Лебедя огненным глазом и даже, в конце концов, сказал весьма прочувствованную речь о том, что из любого учебного недоделка можно при желании сделать человека. К концу вечера инцидент полностью был исчерпан.
Что командир полка объяснял комдиву, неизвестно, но, по-видимому, объяснил успешно, потому что генерал Миронов через некоторое время снова появился в полку.
XX
Во второй половине июня – начале июля Лебедь с батальоном провел еще несколько малозначимых как по результатам, так и по потерям операций. Упоминания
заслуживает только одно из них. Еще в мае во исполнение решения по расширению зоны охраны аэропорта третью роту с подразделениями усиления выдвинули под Махмудраки. Общее руководство группировкой возложили на майора В.И. Ливенского. Рота
92
оборудовала опорный пункт, в котором и провела благополучно полтора месяца, воюя с то ли случайно забредающими, то ли специально загоняемыми на минные поля ослами.
Эта рота была лучшей в батальоне: самой сплоченной, самой боевой. Выслушав в очередной раз “по радио” преисполненный досады доклад Владимира Ильича, Лебедь вновь и вновь обращался к командиру полка с просьбой о снятии роты с “ослиной позиции”. Вновь и вновь с той или иной степенью категоричности получал отказ и вновь
обращался. Наконец, как говорится, их молитва до Бога дошла: где-то в самом начале июля командир полка поставил задачу:
- Собирайся, поедешь сменить свою любимую роту. Решение доложить!
Решение у Лебедя уже давно готово, и на следующее утро он выступил в поход во главе усиленной парашютно-десантной роты. Ливенского известили, и к установленному сроку он должен был ждать во главе построенной и готовой к движению колонны. К тому времени доклады его носили пессимистический характер. Стояла несусветная жара, трусы, майи и носки истлевали в считанные дни. По каким-то там причинам около трех недель в полк не завозили белье. Не было белья и в полку, не было в батальоне, но было у Ливенского. Владимир Ильич докладывал, что солдаты несут службу исправно.
Был разгар лета и разгар минной войны. Практически каждый день поступали сведения о подорвавшихся машинах, БТРах, людях, ослах. Нарастающим итогом шли телеграммы, в категорической форме требующие при любых перемещениях войск выбирать маршруты вне дорог.
Туда они пошли красиво. Маршрут был километров на пять подлиннее, но, практически ни разу ни на одну дорогу они не вышли, и как результат – ни одного подрыва. Впереди на двух танковых тягачах шли саперы. Когда до места встречи оставалось метров семьсот, саперы проложили маршрут по самому склону пологого холма. Подножие холма огибала широкая разбитая дорога, за нею находился кишлак. Через 10 минут они встретились с Ливенским. Еще 10 минут ушло на перестроение двух колонн в единую.
Наблюдатели доложили, что все кругом спокойно. Кроме того, несмотря на утро, было уже очень жарко. Лебедь дал команду:
- Людей на броню. Доложить готовность к движению.
- Готов!
- Готов!
- Готов! – слышалось в шлемофоне.
- Вперед!
Тягачи, а вслед за ними вся колонна, втянулись в только что проложенную колею, считая ее безопасной. Подошли к холму. По склону пошли два танковых тягача, саперный
БТР. Четвертым пошел Лебедь, пятым – начальник штаба.
Шестой шла машина командира третьей роты. Лебедь практически закончил огибать холм, на границе пыли показалась машина начальника штаба. В это время за холмом тяжко и мощно грохнул взрыв, подняв в воздух столб пыли и дыма.
- Стой! К бою!
Но боя не случилось, то ли смерть таилась на склоне холма с незапамятных времен, то ли за те считанные минуты, когда Лебедь перестраивал колонны, “умельцы” из
93
ближайшего кишлака успели заложить в колею фугас – так и осталось не выясненным. Но... шестая машина взорвалась. Именно в шестой машине один из солдат себя скверно
чувствовал. Попросил разрешения остаться в машине и остался слева сзади на месте старшего стрелка. Фугас тоже рванул слева сзади – прямо под его сиденьем. Результат – сидевший на броне командир роты старший лейтенант В.М. Пинчук и командирское отделение расшвыряны взрывом в разные стороны. Разлетаясь, они, по словам наблюдавшего подрыв начальника штаба, несмотря на взрывную очумелость, не забыли передернуть затворные рамы, и, шлепнувшись, куда и на что Бог послал, откатились от места падения в сторону и изготовились к стрельбе. Это класс! Синяки и шишки будут считать потом, но сначала будет бой, и те, кто из него выйдет, почешут ушибленные места. Так должно поступать солдату. Механик-водитель получил сильную контузию, но ни одного ранения, а солдат-парень был в каске... Осталась каска, в ней голова, а от головы ниже – какие-то окровавленные ремешки и ошметки. Тела не было.