104
на грязную дощечку, повел Лебедя на рентген. Получив еще важный снимок, внимательно всмотревшись в него, констатировал факт: “Обе в типичном!”.
- Тебе повезло, - сказал он. – Я хирург... и не просто хирург, а... – он поднял палец, - впрочем, это не важно. Под наркозом, с 50-процентной гарантией, без наркоза – со 100-процентной – выбирай.
- Конечно, со 100-процентной.
- Ну, смотри, я тебя предупредил!
Довольно бесцеремонно отвязал дощечку и платки, выбросил все это в урну, и брякнул его, какой-то ставшей очень отдельной, кистью о стол. Лебедя передернуло. Хирург долго и тщательно мыл руки. Вытер их и закурил.
- Дай и мне!
Они с ним покурили. Во время перекура Лебедь присматривался к нему, оценивая степень его “ужаленности”, и прикидывая в связи с этим возможные последствия для его и без того несчастной кисти.
А он, как скульптор, вознамерившийся отсечь от булыжника все лишнее и явить миру шедевр, вприщур смотрел на его руку.
Он потушил сигарету, Лебедь потушил сигарету.
- Начнем?
- Начнем!..
Хирург совместил Лебедю кости, гипсовал и вообще работал 40 минут. Лебедь эти 40 минут, как принято говорить в таких случаях, не забудет никогда. У него была оригинальная методика. Правильность своих действий он проверял по реакции Лебедя. Как только он составлял обломки костей и Лебедя передергивало, майор удовлетворенно бормотал: “Хорошо, хорошо...” Поэтому ему был не нужен наркоз.
Первые минут десять Лебедь молчал, покрываясь холодным потом. Еще примерно такое же количество времени он мычал. Потом перешел на рычание вперемешку с невнятными ругательствами, к тому времени пот почему-то высох. Примерно к тридцатой минуте Лебедь ощутил непреодолимое страстное желание дать ему в ухо! Внутренний голос говорил, что этого не следует делать. Ну, очень хотелось! Лебедь мысленно прикидывал, куда он покатится, решил сосчитать до десяти и воплотить свое желание в жизнь.
- Маша, - вдруг услышал Лебедь, - заверни–ка ему правую, он сейчас мне врежет.
Сказано это было очень спокойно, но сестра (крупная пожилая женщина) вцепилась в его правую мгновенно, Лебедь обмяк. Он его очаровал, Лебедю даже стало не так больно.
Доктор был психолог. То ли его раньше в аналогичных случаях судьба не уберегла, то ли все было написано у Лебедя на лице – он не знал. Но он отдал соответствующее распоряжение исключительно вовремя. Он поймал момент. За это его нельзя было не уважать. Да и работу свою он в скорости закончил, облепив руку гипсом и прихватив бинтом, повесил ее на косынку.
Они выкурили с ним еще по сигарете. Пока они курили, Лебедь сказал ему, что он сволочь и садист.
Он не обиделся. Выпил принесенную медсестрой мензурочку спирта, выдохнул,
105
глубоко затянулся, выпустил дым, театрально развел руками: “Ну, что делать - сволочь, так сволочь! Работа такая”.
Расстались вежливо, но несколько прохладно.
Лебедь вернулся в лагерь, собрал вещички, и отпущенный “Папой”, покатил в Москву на каком-то попутном автобусе.
Как всегда в таких случаях, дорога была удивительно не ровная. Пальцы опухали прямо на глазах. Пока Лебедь добрался до Москвы, они превратились в какие-то буро-
синие сардельки.
Женщина, дежурный врач в медпункте академии, испуганно взглянув на его руку, сказала, что она терапевт, что делать с такой рукой – не знает, и порекомендовала обратиться в травмопункт.
- А где травмопункт?
- Не знаю!
- Ну, хотя бы примерно?
- Не знаю!
Было уже темно и достаточно поздно. Злой, как черт, Лебедь вышел на улицу. Произвел опрос прохожих. Кто-то вспомнил, что если сесть на такой-то автобус, проехать четыре остановки, то будет травмопункт. Лебедь поехал, пугая пассажиров скорбной миной и чудовищной рукой. Травмопункт оказался на месте, но детский.
- Так вы, может быть, сделаете что-нибудь? – спросил Лебедь.
- Нет, у нас детский, а вы... извините, никак!
Лебедь действительно никак на дитятю не был похож.
- А где взрослый травмопункт?
Тут, спасибо, все подробно рассказали. Добрался! А там, о счастье, точно такой же бухарик, как в госпитале. И, наверное, по этой же причине предельно лаконичный.
- Косынку, сынок!
Снял. Взял ножницы и красивым широким движением взрезал бинты. Крякнув, раздвинул гипс, и потом снова его сжал.
- Теперь легче?
По пальцам почти мгновенно “побежали иголочки”.