И вот таким оригинальным способом, сдав дела и должность, сел в машину и уехал... А Лебедь пошел осматривать теперь уже его хозяйство. Самый поверхностный осмотр дал самые плачевные результаты. Все в полку поражало сыростью, убогостью. Самому юному зданию на вид было никак не менее 40 лет, территория полка захламлена. Это неудивительно, так как Лебедю не удалось обнаружить ни одной урны, ни одного мусоросборника. В парке, стоящие в грязи машины, сгрудились по какому-то совершенно дикому плану металлических хранилищ со сплошь и рядом битыми, причем довольно изрядно, воротами с кривыми навесами. Территория складов в диком бурьяне. Особенно поражала внутренняя убогость казарм. Казарм в полку всего две, а на потрясающую скученность людей (что было в какой-то степени объективно) накладывалось самое хамское отношение к содержанию казарм. Достаточно сказать, что во всех ротах без исключения не было ни сушилок, ни бытовых комнат. Туалеты, умывальники представляли собой потрясающее зрелище развала. Разбитые бачки, раковины, свернутые краны (кое-как действовала 1/4 часть), по стенам слизь и плесень, все плывет, течет, воняет. В спальном помещении панели покрашены или ядовито-голубой, или темно-зеленой краской, той, что красят боевые машины, а выше – “побелено” цементом. Тумбочки, табуреты побиты, ободраны. На все спальное помещение в заросших пылью плафонах горит 2-3 лампочки. Старший призыв спит, как положено, остальные – как придется. Кто-то на матраце, матрацем укрывается. Серо, убого, удручающе. Тоска и безысходность, удушье, желание сделать ближнему своему что-то скверное, подлое, жестокое, осязаемо висело в воздухе, в атмосфере этих казарм. Это были казармы в самом гнусном смысле этого слова, всякий, попавший в них, чувствовал себя просто обязанным совершить что-нибудь преступное. Поэтом и неудивительно, что из 55 преступлений и происшествий в дивизии 27 приходились на несчастный Костромской полк. В общем – скорее деревенское кладбище с покосившимися крестами, как сказал однажды
Д.С. Сухоруков. Особенно все это резало глаз на фоне того, что полк-то был парадный, солдаты в него подбирались рослые, видные, красивые парни. Редко встретишь солдата ростом 180 см, основная масса в интервале от 185 до двух метров. И вот то, что могло и должно было быть лицом воздушно-десантных войск и действительно таковым являлось, когда прибывало на парадную площадку, в повседневной жизни жило в самых ужасных нечеловеческих и потрясающих своим бесстыдством и безответственностью условиях. Взгляды у солдат, да и у офицеров, угрюмые, недоверчивые, смотрели все одинаково, без огонька и блеска. Нечто подобное можно наблюдать в передвижных зоопарках, где обитают в клетках очень скверно содержащиеся волки, и некогда могучий, сильный и гордый зверь превращается в жалкое подобие жабы, едва волочащей ноги.
113
Лебедь вернулся в штаб, мягко выражаясь, в сильно удрученном состоянии. Сел в кабинете и задумался. То, что это его, Лебедь понял, то, что он не смирится с этим свинством, тоже понял. То, что все это придется взломать, вздыбить и переделать – тоже понял. Вопрос был в том, с чего и как начать.
Где-то очень близко послышалось не очень стройное, по всему видно, пьяное пение. “Вот черт, уже галлюцинации начались”, - подумал Лебедь. Он тряхнул головой. Пение не исчезло. Заинтересовавшись, Лебедь спустился вниз со второго этажа, вышел на крыльцо штаба. Внизу перед крыльцом стояло человек двадцать офицеров и прапорщиков – сильно пьяных среди них не было, но “врезавши” были все. Вызывающе поглядывая на Лебедя, они пели “Стеньку Разина”. “Чего они ждут от него? Ждут, что он соколом слетит с крыльца и начнет махать кулаками, возмущаться?” Не-е, ребята, не угадали. С радостным видом Лебедь спустился с крыльца и вошел в толпу: - “Плохо и нестройно поете, мужики! – сказал Лебедь. – Давайте вместе. – И подхватил. - “Брови черные сошлись, надвигается гроза. Алой кровью налились “атамановы глаза”. Совершенно случайно этот куплет с вполне определенным смыслом совпадал с его вступлением в хор. Последние две строчки он допевал самостоятельно: - “Ну же, мужики, дальше!”. - Дальше не пелось. Изумление, растерянность, недоумение в не очень-то пьяных глазах. Пили, что называется, для запаха – дури своей хватало. Воспользовавшись моментом, сгреб всю эту толпу и, приговаривая: - “Ну, хватили лишнего, ну бывает, ну, по домам, ну, завтра служить начнем”, - сопроводил их всех до КПП и выпроводил за ворота.
Лебедь вернулся в кабинет и позвонил напрямую командующему ВДВ. Доложил: