Нужно отдать должное Кутузову, который не только отступал, но и размышлял о контратаке. Он понял, что французы по самонадеянности неожиданно поставили себя в тяжелое положение: из дичи, преследуемой Мортье, он, Кутузов, сам превратился в охотника. Наполеон и его могучая армия находились на правом берегу Дуная, а Мортье — в одиночестве на левом. И Кутузов решил наказать маршала. Австрийский генерал-квартирмейстер Шмидт, уроженец Кремса, предложил провести русские полки горами к берегу Дуная в районе Дирнштейна в тыл дивизии Газана и отрезать ее от дивизии Дюпона, шедшей по дороге от Линца. Между прочим, замок Дирнштейн — место, памятное в мировой истории. В XII веке возвращавшийся из крестового похода английский король Ричард Львиное Сердце был перехвачен людьми австрийского герцога Леопольда и тайно заключен в этот замок, где и просидел пять лет!
Двадцать девятого октября в поход горами к Дирнштейну был отправлен Дохтуров с шестнадцатью батальонами пехоты, двумя эскадронами гусар и пушками. Милорадович должен был сдерживать Мортье в виноградниках на подступах к Штейну — предместью Кремса, а Багратион со своим отрядом выполнял роль обсервационного корпуса, наблюдая за дорогами от Кремса.
Не все получилось так, как было задумано, что и не мудрено на войне, — известно, что «все главные события войны происходят на сгибе карты». Дорога через горы оказалась всего лишь тропой, причем довольно узкой и крутой. Пришлось оставить кавалерию и пушки, «одну лишь верховую лошадь Дохтурова люди вытаскивали на руках и переносили с утеса на утес». Так войска пробирались всю ночь и почти весь день. Хотя австрийцы обещали, что к Дунаю войска выйдут утром 30 октября, на самом деле вышли они к берегу реки уже в темноте, вечером того же дня. К этому времени Мортье яростно атаковал Милорадовича на подходе к Штейну. Завязался кровопролитный (по словам бывшего там Ермолова — «жесточайший») бой, который стал стихать только к вечеру. И Милорадович, и Кутузов были обеспокоены — Дохтуров как сквозь землю провалился. Да и сам Дохтуров беспокоился. «Время убегало, — вспоминал Бутовский, — это ужасно сердило всех, от генерала до последнего солдата. Немецких вожатых проклинали». Наконец из района Дирнштейна послышалась орудийная пальба — это Дохтуров начал спуск с гор и сразу же напал на стоявший там французский отряд. Мортье, узнав, что противник оказался сзади него, направил туда драгун, но их попытка прорваться не удалась, и Мортье понял, что попал в окружение. На военном совете генералы предложили ему бежать на правый берег Дуная в лодке: маршал Франции не может сдаваться в плен! Но Мортье решил прорваться или умереть. Он стал пробиваться к Дирнштейну, бросив Милорадовича, и тот немедленно последовал за ним вдоль берега Дуная. А в это время в окружении оказался сам Дохтуров. Из-за того, что он опоздал на полсуток, от Линца к Дирнштейну уже подошла дивизия Дюпона. Последний сразу же, поняв отчаянное положение Мортье, попавшего меж двух огней, бросился ему на помощь и вступил в схватку с русскими мушкетерами Вятского полка, которому Дохтуров приказал отстаивать тыл своих основных сил, сражавшихся в это время с Мортье. Словом, как тогда писали, «пошла потеха»: Мортье был в окружении русских Дохтурова, но и Дохтуров был окружен Мортье и Дюпоном. Темнело, начался дождь, поле сражения освещалось только вспышками выстрелов. Дюпон, уничтожив целый батальон вятчан и захватив знамя полка, прорвался в городок. На тесных улицах Дирнштейна и вокруг него началось настоящее побоище. Потом Дюпон напишет: «Самый убийственный огонь кипел на дунайском берегу и в горах. Где только позволяло место, войска кидались в штыки. Твердость русских равнялась мужеству французов. И те и другие смешивались в отчаянных ручных схватках». Мортье с саблей в руке все-таки сумел прорваться навстречу Дюпону и спастись. Русские по праву праздновали победу, первую и довольно яркую: было взято пять пушек, штандарт и знамя, в плен попали один генерал, 1500 солдат и офицеров. А ведь это были победоносные воины непобедимого Наполеона! Как сообщает И. Бутовский, «когда кончилось кровопролитье, у наших солдат начался торг: один продавал часы или дорогие ножи, табакерки, другой — шелковые вещи или белье, многие носили богатые пистолеты, палаши и предлагали неприятельских лошадей. Оценка лошадей с седлом и вьюком была скорая — пять австрийских гульденов или рубль серебра за каждую, за немногих только получали по червонцу. Некоторые хвалились чересами (кушаками. — Е. А.) с золотом, отвязанными у пленных и убитых французов… Мы с триумфом возвратились в город (Креме. — Е. А.), сопровождаемые по дороге криками восторга жителей: “Браво, Русь, браво!”»29.