«Давайте телеграмму Плевицкой пошлем. – А и дело говорите. Исполать вам. Пишите. “Ой-ты, гой еси, наша матушка Надежда ли Васильевна! Земно кланяемся твоему истинно национальному дарованию, а молчим на многая лета тебе на здоровьица на погибель инородцам. Поднимаем ендову самоцветную с брагой той ли шипучей!” – Подписывайтесь, детинушки! И все расписались: – Барон Шлиппенбах. Граф Стенбок. То ли барон Вурст. Гой еси барон Кригс. А и тот ли жандармский ротмистр Шпице фон Дракен. – Все подписались? – Я не подписался, – застенчиво сказал новопоступивший националист. – Так подписывайтесь же! И он застенчиво подписал: – Семен Яковлевич Хацкелевич, православный».
Тогда же Надежда Васильевна снялась у известного русского режиссера Гардина в фильмах «Крик жизни» и «Власть земли». Он вспоминал через несколько лет: «Дом Плевицкой деревянный, в русском стиле. Чисто, уютно. Актеры довольны, хозяйка любит петь. По вечерам концерты. Плевицкая работала с забавным увлечением. Она совершенно не интересовалась сценарием, ее можно было уговорить разыграть любую сцену, без всякой связи с предыдущей».
Критики благосклонно отнеслись к новой актрисе. В одной из статей отмечалось, что «Плевицкая с большим мастерством нарисовала нам образ женщины-крестьянки, которой, в силу своего живого темперамента, было тесно жить в деревенской среде около своего богатого, но ограниченного интеллектуально мужа. И стоило на ее горизонте появиться барину, поманившему ее к новой жизни, как она решительно порвала с мужем. Но судьба не прощает такие резкие переломы, и при первом упреке любовника к ее “деревенщине”, было нарушено ее счастье».
В 1918 году оба фильма были перемонтированы и выпущены в прокат под общим названием «Агафия». Но, как считают коллекционеры, до наших дней ни одна из копий не сохранилась.
Плевицкая продолжала выступать даже тогда, когда русская армия фактически развалилась. Начала петь уже для отрядов рабочей гвардии, которые через несколько месяцев стали основой Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Плевицкая выступала на Северо-Западном и Южном фронтах, и именно на Южном фронте она познакомилась с сотрудником одесской Чрезвычайной комиссии Шульгой, с которым у нее завязался еще один бурный роман. Надежда Васильевна не была особенно щепетильной ни в жизни, ни в творчестве. Она с одинаковым успехом исполняла и «Боже, царя храни», и «Марсельезу».
Как именно оказалась Плевицкая в Белой армии, до сих неизвестно. Существует две версии. Согласно первой, певицу взяли в плен чины 2-го Корниловского ударного полка, совершившие внезапный налет на позиции красных во время концерта. Шульгу повесили, а Плевицкую доставили в штаб, на допрос к командиру, полковнику Пашкевичу. Согласно второй, и я склоняюсь именно к ней, ее муж поручик Левицкий при первом же удобном случае присоединился к белым. Один из первых добровольцев, участник Ледяного похода Пашкевич стал новым фаворитом любвеобильной певицы. Доходило до того, что он увлекала его в спальню даже в редкие минуты, отделявшие один бой от другого.
Кто же такой Яков Антонович Пашкевич? В книге «Корниловский Ударный Полк» полковник Левитов писал: «Этот человек был верный корниловец и прирожденный “отец-командир”: вне своего полка, его спайки и славы он мало чем интересовался. Пашкевич входил во все мелочи полковой жизни и вносил в эту жизнь всю крепость крестьянского хозяйственного быта, унаследованного им от рождения. Как рачительный хозяин, Пашкевич терпеть не мог “разгильдяйства”, и не было для него большей обиды, чем увидеть своего корниловца пьяным или хотя бы навеселе. Пашкевич с презрением оглядывал провинившегося и только бросал сквозь зубы одно короткое выразительное русское словечко…..! Особо требователен был Пашкевич в боевой обстановке. Он, памятуя, что малые причины часто рождают великие последствия, не успокаивался до тех пор, пока не убеждался, что его приказание усвоено полностью. Мало того, через некоторое время непременно сам пойдет и проверит, все ли сделано, что нужно.
Первопоходник, он был начальником пулеметной команды в Корниловском Ударном Полку и отличался знанием боевого и строевого дела. Умение все узнать и все согласовать помогло капитану Пашкевичу, а подобранный им кадр делал свое дело превращения сырого материала в корниловцев.
Сам капитан Пашкевич и старые корниловцы постоянно вели беседы с солдатами о России, о ее былом величии и теперешнем унижении, о целях и смысле борьбы, начатой генералом Корниловым. Бывшие махновцы вели себя примерно. Не было случая, чтобы кто-либо продал выданную пару белья или другую принадлежность обмундирования, они были всегда трезвы, исполнительны и добросовестно несли службу. По вечерам они собирались и пели песни. С особым подъемом пели “Кудеяра”, должно быть, относя к себе слова этой песни, и добровольческие».