И даже по количеству научных кадров РСФСР, несомненный интеллектуальный лидер Страны Советов, явно отставала. В 1973 г. на 100 научных работников имелось аспирантов: среди русских — 9,7 человека, белорусов — 13,4, туркмен — 26,2, киргизов — 23,8. В 1987 г. научных учреждений на душу населения в России было в два раза меньше, чем в среднем по союзным республикам, даже в академиках у нее была пятикратная недостача, сравнительно с общесоюзным уровнем. Внутри самой РСФСР дело обстояло не лучше. В 1989 г. «в Якутии на 1000 человек среди якутов приходилось 140 человек с высшим и незаконченным высшим образованием, среди русских — 128 человек. В Бурятии и Калмыкии эти показатели еще больше в пользу титульной национальности. Примерно такая же ситуация и по республикам Поволжья» (В. А. Тишков). И это, разумеется, произошло не из-за врожденной пониженной способности русских к высшему образованию, а стало следствием все той же политики «позитивной дискриминации» — в советских вузах существовали официальные квоты для представителей «националов», скажем, в 1932/33 учебном году она составляла 7500 мест. В некоторых республиках «коренным» студентам платили стипендии на 10—15% больше, чем русским. В вузах Казахстана «некоренные», составляя 60% населения, имели лишь 10% студенческих мест.
При этом столичные вузы широко открывали двери для гостей с национальных окраин. Автор этих строк хорошо помнит свое изумление, когда он, поступая летом 1985 г. на истфак МГПИ им. В. И. Ленина, увидел в главном корпусе на Пироговке огромную и шумную толпу юных восточных красавиц — как оказалось, это были абитуриентки узбекского отделения филфака.
Глава 20
23 февраля 1966 года. Вена. Будет ли прочен наш мир?
Государственный секретарь Дин Раск с хмурым настроем разглядывал советских переговорщиков. Премьер Косыгин всегда слыл сторонником сотрудничества с Западом, и его присутствие, казалось бы, говорило о многом. Но Василий Кузнецов, помощник Громыко и возможный его преемник слишком часто в последнее время появлялся с Брежневым. И непонятно, кто из этих двоих тут главный. Но пока разговор вел Косыгин:
— Для этого мы и здесь, господа. Обозначить свои позиции и начать с них переговоры.
— Ваши позиции пока лишь в том, чтобы убивать наших парней!
Госсекретарь поморщился. Навязанный ему на переговоры глава комитета по вооруженным силам Ричард Рассел-младший слыл ярым расистом и антикоммунистом. Но зато и в их делегации есть баланс.
— Мы имеем право помогать нашим братьям по идеологическому воззрению. Ваша страна делает абсолютно то же самое.
На лице у опытного дипломата не отразилось никаких эмоций. Раск подумал, что с Кузнецовым будет невероятно сложно договариваться. Он каждый цент в договоре начнет оспаривать.
«Интересно. Это позиция Брежнева или советского МИДа?»
Госсекретарь развел руками:
— Американский конгрессмен отчасти прав. Противостояние между нашими странами заходит слишком далеко. При такой эскалации возможно всякое…
— Как прямое нападение на советское торговое судно?
— Это была ошибка. Мы уже признали её и принесли извинения. У вас есть сумма компенсации? Мы готовы возместить ущерб немедленно.
— Конечно!
Раск еле удержался от улыбки, получая бумагу от МИДовца. А ведь он оказался прав. Каждый цент нам припомнят. Похоже, у Советов возобладала политика: Друзьям все, остальным — счет на оплату. Ничего, Америка не обеднеет. На кону намного большее.
Косыгин испытывающе оглядел американцев:
— Тогда давайте перейдем к вопросам, где мы можем быть полезны друг другу.
— Вы опять хотите заплатить нам деньги? Откупиться? — ощерился Рассел.
— Американцы разучились делать бизнес?
— Вы считаете, что нас, как в ваших пропагандистских роликах, беспокоят только деньги? В наших жилах течет золото?