Этот день не сказать, что прошёл благополучно. Весь день гудели моторы немецких бомбардировщиков и доносились разрывы бомб, стрельба зениток. Киев бомбили и станцию со складами. У нас не бомбили, но всё равно подняли и приказали укрыться в противовоздушных щелях. Землянки так и не были построены, но хоть щели вырыли. Я в ней там и уснул. Ну а пока мы спали, механики работали с машинами. Ночью было очень сложно держать курс друг за дружкой, чуть не потерялись, вот и было решено закрепить на хвосте узконаправленный фонарь, чтобы его было видно только сзади летевшим пилотам. В случае нужды, например, появления ночных истребителей противника, их можно будет отключить. Тумблер установили в кабине пилота.
Под вечер, когда все встали, меня и врач успел осмотреть, морщился, дал выпить порошок, но сказал, что лечение идёт благоприятно. Добавив, что не выпустил бы меня в полёт если бы не приказ сверху, достаточно категоричный. Собравшись на КП эскадрильи, Турбин уже прибыл, всё такой же не выспавшийся, но довольный, мы выслушали приказ от командира части. Взлетаем вчетвером, летим к месту где укрылись пионеры, помогаем трём машинам совершить посадку, сами летим на разведку, у нас свои приказы, а три машины возвращаются с пассажирами обратно. Мы проводниками выступали. Так и поступили, только все четыре машины загрузили припасами и топливом. А я ещё удивлялся, чего это грузовики стоят у самолётов, а там вон оно что, загрузка шла. Так что взлетев, мы добрались до стоянки танковой дивизии, они уже в другом месте находились, на тридцать километрах восточнее, фактически в тылу у немцев на передовой. О нашем подлете там знали, огни зажгли, и мы по очереди совершили посадки. После разгрузки, взлетели, раненых брать не стали, как я понял на это будет второй рейс у трёх оставшихся машин, пятая в ремонте, днём на истребители противника напоролась, но пилот смог дотянуть до аэродрома. Не знаю почему командование вцепилась так в эту дивизию, но видимо она где-то была очень нужна, если таким затратным способом ей горючее и снаряды доставляли, с патронами и другими припасами видимо проблем не было, раз не привезли, видимо в брошенных и уничтоженных автоколоннах нашли всё что нужно. Да и снаряды были для «тридцатьчетвёрок» и «КВ». А дивизия стоять не стала, получив что нужно, пусть и в небольших количествах, двинула дальше. Позже наши их в дороге ловить будут, но уже без нас. К слову, бензин из баков только трёх самолётов сливали, чтобы им хватило на обратный путь, наш не трогали.
Мы долетели до пионеров, те чуть дальше устроились, сменили место стоянки, может немцы спугнули, но костры шустро разожгли, пилоты всех трёх машин пошли вниз и по очереди совершили посадку, мы же садится не стали, убедились, что дело идёт и полетели выполнять своё задание по разведке местонахождений частей немецкой армии. Штурмана забирать не стали, долетит до аэродрома на одной из трёх машин. У нас же началась уже привычная за три ночи работа. Я что видел сообщал Турбину. Где тыловики стоят, артиллеристы, пехота, или танкисты. В одном месте мы нашли шесть стоянок, где я насчитал почти двести танков общим числом, это не считая другие моторизованные подразделения. Там соблюдали светомаскировку, да и мы не крутились, пролетели на небольшой высоте, так что немцы не обеспокоились. А вот майор заволновался, похоже немцы готовили прорыв в этих местах, так что мы пролетев чуть дальше пересекли передовую, всё же вызвали немцы ночные истребители, едва смогли от их внимания избавится, ну и добрались до нашего аэродрома за три часа до рассвета, сведенья слишком важные с танками противника, нужно срочно сообщить штаб фронта.
Майор сразу укатил, его машина под парами ждала, а я приказал срочно заправить самолёт, и сообщил дежурному по аэродрому, командиры спали, что снова вылетаю, пусть вызывает санитарные машины, мы летим за ранеными. Это да, я не раз видел санитарные обозы, что прятались от немцев и двигались в ночи, вот один такой и хотел навестить. Глупо думать, что заберу всех, но хоть часть эвакуировать было бы неплохо, жаль на аэродроме мы одни, три борта в рейсе, а пятый повреждён, в ремонте, я о нём уже говорил ранее. А так на борту я числился заместителем Турбина и мог отдавать приказы в рейсе. Так что заправились, прихватили продовольствия два ящика, штурмана не забирали, место свободное будет, и взлетев направились обратно к передовой. Найти тот обоз что я приметил всего пару часов назад, удалось без проблем, «ночники» уже улетели, совершили посадку рядом с ним на поле у дороги, дальше борт-стрелок сбегал к обозникам, больше некому, я не бегун, а командиру борта покидать кабину нельзя, ну и пообщался со старшим колонны. Те обеспокоены были, чуть драпать не начали, однако боец их успокоил. Это был совсем молодой парень лет двадцати, но закончивший курсы и носивший треугольники сержанта. Так что к нам подкатило две телеги, хотя в обозе их было с два десятка и главный по обозу стал командовать. Моторы работали, пришлось кричать, однако погрузка с помощью возниц началась, заодно оба ящика с припасами отдали и сумку с медикаментами. Те им очень обрадовались, есть было нечего, второй день на подножном корму. Разгрузили обе телеги и обнаружили что места ещё остались, да и что там из восьми раненых пять лежачих и трое сидячих, последние места мало занимали, одного завели в кабину, где в кресло штурмана посадили, так что ещё три телеги подогнали и их разгрузили. С нами из медперсонала летели две молодые девушки, военфельдшер, лейтенант по-нашему, и медсестра. Мне кажется пожилой военврач третьего ранга просто от них таким образом избавлялся, отправлял в тыл от ужасов войны. А мы, взлетев, направились к себе. Вернуться ему не обещал, вообще случайно тут оказались, но посоветовал не спешить, встать на ночёвку где поблизости, если будет возможность, следующей ночью найдём и навестим, забрав ещё раненых.