Но еще до наступления смерти Анны вышел «указ, которым каждому дворянину, прослужившему двадцать лет и бывшему в походах, дозволялось просить увольнения». По некоторым сведениям, почти половина офицеров подали просьбы об отставке. Многие из них испытывали немалые материальные трудности, но все-таки просили уволить их из армии. Затем произошло следующее: указ был отменен, а инициатором этой отмены был именно Миних, который хотел обновить состав армии, выводя из нее офицеров наиболее «застарелых» и консервативно настроенных. К тому же, как считал Миних, надо дать возможность больным поправить свое здоровье.
Как это было ни странно, но с точки зрения большой политики смерть самодержавной Анны, племянницы великого Петра, не привнесла существенных перемен в политической жизни империи. Краткий период правления, то есть регентства Эрнста Иоганна Бирона, не запомнился какими-то значительными событиями. Сам Миних в записках указывает: «Этот вельможа (Бирон) был признан и провозглашен регентом Российской империи в силу завещания императрицы». Эрнст Бирон в торжественной обстановке приносил присягу перед самим фельдмаршалом Минихом. «Бирон сам председательствовал в Кабинете, членами которого были в то время граф Остерман, князь Черкасский и Алексей Петрович Бестужев. Тот Бестужев, которого герцог привел на свою сторону... чтобы уравновесить власть Остермана, о котором ее величество говорила, что он вероломен».
Так скупо, лаконично Миних-мемуарист описывал кратковременный период регентства герцога Курляндского.
Сохранилось предание о том, что вечером, за чашкой кофе, накануне свержения власти регента Бирона, состоялся интересный разговор Миниха с Бироном. Вот его содержание:
Бирон: «Не знаю отчего, но гнетут меня дурные предчувствия. Вроде бы мне предстоит дальнее путешествие без цели. Сегодня как раз пошел двадцать второй день моего регентства, а в этой цифре сразу две двойки подряд».
Миних (улыбаясь): «Бывает! Я предчувствиям верю!»
Бирон (испуганно): «Скажи, фельдмаршал, тебе во время боевых походов никогда не приходилось принимать важных решений по ночам?»
Миних (задумавшись): «Ну как же! Даже часто приходилось. Вообще-то я люблю использовать крепкий сон своего противника».
Известно, что за «кофейным столиком» тогда общались два непримиримых противника: птенец гнезда Петрова Миних и нечаянно пригретый славой Бирон. Да простят меня пушкинисты, но именно эти эпитеты применимы здесь...
Видимо, в тот миг он решил, что Бирона надо уничтожить. Тогда же, 8 ноября 1740 года, Бурхард Христофор Миних не спеша вернулся к себе домой. Было одиннадцать часов вечера. Через час, ровно в полночь, он вызвал к себе адъютанта Христофора Манштейна.
Собирайся! Вели побыстрее закладывать сани!
Через 20 минут Миних поднял по тревоге дворцовые
караулы. Солдаты построились. К ним обратился фельдмаршал. Как на поле битвы, говорил громко и четко, будто чеканя слова:
Ребята! Марш все за мной! Регента Бирона будем сей же час свергать.
Манштейн в сопровождении небольшого караула, с одним офицером, миновал несколько комнат во дворце и о боже — заблудился в темных переходах. Вдруг его руки нащупали двухстворчатую дверь, которую слуги забыли запереть. Теперь перед ним была бироновская спальня! Бирон, разбуженный переносным фонарем, в ужасе задрожал (таково действие магии числа «22») и закричал в испуге:
Кто тут? Зачем пришли? Кто это? Кто?
Манштейн решил действовать в одиночку, на свой страх
и риск, ведь «его караул» заблудился в темных лабиринтах. В этот момент герцог уже пытался выбежать из комнаты, но рослый и могучий адъютант Миниха мощным ударом отбросил его к стенке. Через полминуты все было кончено: ворвавшиеся гвардейцы скрутили Бирона и потащили его вниз, где ждал в санях Миних. Пройдет еще несколько часов, и ранним утром он доложит Анне Леопольдовне, отбросив в сторону преклонение перед чинами:
Могу с радостью поздравить вас: отныне вы полноправная правительница Российской империи при своем малолетнем сыне. А еще у меня просьба!
Но он не просил награду и похвал. Его «просьба» была самой неожиданной.
Велите построить в Пелыме по этому чертежу для Бирона тюрьму. Ни одна крыса оттуда не сбежит. И он протянул юной Анне небольшой листок с чертежом, искусно им самим составленным.