Аборигены Одессы утверждают» что в атмосфере их любимого города давно уже обитает таинственный вирус — возбудитель музыкальных способностей. Разумеется, гипотеза эта еще нуждается в научной проверке. Однако не без тщеславия одесситы вклинивают в любой разговор испытанную музыкальную тему:
— Я вам не скажу за всю Одессу… Но именно в нашем квартале были возлелеяны и Леонид Утесов, и Давид Ойстрах, и Лев Оборин… Ну как, с вас довольно?
Казалось, для Одессы не существует музыкальных сенсаций. И все же здесь произошло событие, которое взволновало преданных поклонников симфоньетт и романсов.
К художественному руководителю филармонии явился скрипач Михаил Г. и сделал ошеломляющее заявление: роясь в архивах, он нашел оркестровые партии симфонии доселе неизвестного композитора Овсянико-Куликовского.
— Фортиссимо! — вскричал восхищенный худрук. — Да вы почти гений!
— Не буду сопротивляться, — покорно молвил скрипач. — Вот взгляните — титульный лист: «На открытие Одесского театра. 1809 год. Симфония № 21. Соч. Н. Куликовского». Разрешите присесть за рояль?
— Ради Баха!
И под сводами филармонии прозвучала симфония, развивающая музыкальные образы украинского фольклора и обработанная рукой подлинно большого мастера.
— Кто же он такой, Овсянико-Куликовский? — заволновался худрук, бросая на партитуру охотничьи взгляды.
Михаил Г. неторопливо расшнуровал черную дерматиновую папку с надписью «Мюзик» и добыл из ее недр кипу листков тетрадочного происхождения. Однако хранили они любопытнейшие сведения исторического характера. Получалось, что Овсянико-Куликовский был довольно заметной звездой на музыкальном горизонте начала прошлого века. Украинский магнат, имевший свой оркестр, он будто бы самолично писал симфонические произведения.
— Заутра двинем рать! — воскликнул худрук; выхватывая у своего подопечного папку «Мюзик». — Нас ждут вышестоящие!
На следующий день, даже не простившись с первооткрывателем симфонии, директор филармонии умчался.
Стоит ли удивляться, если через некоторое время найденная симфония исполнялась лучшими оркестрами? Это произведение восхитило даже наиболее тонких знатоков симфонической музыки. И самые маститые музыковеды проявили к творчеству Овсянико-Куликовского здоровый интерес.
Одним из тех, кто решил произвести глубокое расследование в этой области был музыколюб в ранге доктора музыковедения. Он ринулся в Одессу, чтобы на месте происшествия отыскать все данные, касающиеся вновь открытого композитора.
Естественно, что первый научно-исследовательский визит он нанес Михаилу Г. Разговор протекал в энергичном темпе, известном в музыке под термином «престо».
— Так вы утверждаете, — начал музыковед, — что композитор родился в 1787 году? Значит, свой шедевр он написал, не достигнув и двадцати двух лет?
— Если вы очень хотите, то он создал симфонию в более зрелом возрасте. Ну, скажем, к сорока годам.
— Тогда наш подысследуемый появился на свет в 1768 году. Так и, запишем!
Скрупулезное изучение материала продолжалось.
— Вы упоминали, что найдена и партитура какой-то оперы того же Овсянико-Куликовского?
— Возможно. Там подписи нет, но я думаю…
— Ах, думаете? Так и зафиксируем. А нельзя ли посмотреть собственными очами оригинал партитуры?
— Если каждый начнет страницы мусолить, от шедевра один скрипичный ключ останется. Нет уж, любуйтесь на фотокопию.
— Гм… Что-то надпись странная… Не вечной ли ручкой пользовался автор?
— Типичное гусиное перо! А писал он, это уж верно, для вечности.
— Так и опубликуем. А когда Овсянико изволил скончаться?
— Точно не скажу, но, кажется…
— Ага, точных данных нет? Значит, сведения о нем зажимали реакционеры…
Через месяц в газете за подписью маститого музыковеда появилась пространная статья о творчестве и личности Овсянико-Куликовского. Авторитетно-приоритетно музыковед сообщал:
«По имеющимся сведениям, Николай Дмитриевич Овсянико-Куликовский родился в 1768 году в селе Бехтеры под Николаевом… Он был очень одаренным и просвещенным человеком… Сведения о деятельности композитора-патриота, начиная с двадцатых годов, исчезают, даже в день его смерти ни одна из газет феодально-помещичьей России ни словом не обмолвилась о выдающемся сыне своего отечества…»
Местные гиганты музыкальной мысли засуетились. Этакое событие — и протекает без их обогатительного участия. Стремясь не отстать от коллеги, другой музыковед в газете торжественно объявляет, что Н. Д. Овсянико-Куликовский, очевидно, является и автором оперы, рукописная партитура которой оберегается в одной из одесских библиотек.
Музыкальная общественность была восхищена. Наконец-то найден композитор, которому можно было приписать все найденные безымянные сочинения. Попутно в биографию доселе неведомого симфониста вписывались увлекательные интимные подробности. Вскоре усилиями серьезных и многоопытных музыковедов фигура композитора предстала во весь свой могучий рост. Маститый музыковед решил, что у него достаточно данных, чтобы приступить к капитальному труду о творчестве Овсянико-Куликовского. И вскоре в издательство поступили первые главы будущей монографии. А менее маститый приступил к подготовке диссертации. О первооткрывателе симфонии в этой изыскательской сутолоке как-то позабыли…
Но, как показал дальнейший ход событий, первооткрыватель тоже не дремал.
Может, он безумно обиделся на музыковедов, обошедших его участие в этой музыкальной истории. Может, решил, что истосковавшиеся по сенсациям исследователи уцепятся за любую сокрушительную версию. Словом, Михаил Г. сделал новое ошеломляющее признание. Классическую симфонию написал вовсе не неведомый композитор начала XIX века, а он, всем ведомый скрипач Одесской филармонии… А Овсянико-Куликовский — это просто миф, легенда, так сказать, музыкальный поручик Киже… Нет, нет! Как личность Овсянико-Куликовский существовал и даже владел крепостным оркестром, который действительно что-то такое исполнял в день открытия Одесского театра. Но никаким композитором он не был… Это все выдумал он, Михаил Г. В порядке шутки, этакого каприччио…
Это прозвучало, как удар грома, исполненный на самых больших литаврах. Вот это опус! Ведь за последнее время вся общественность не только уверовала в подлинность Овсянико-Куликовского, но и досыта начиталась биографических и теоретических статей о нем.
И тут разгорелись жаркие творческие препирательства.
— Злодей он, ваш Михаил Г., — разглагольствовали одни. — К чужой славе хочет примазаться. Типичный тип!
— А, может, гений? — с сомнением говорили другие. — Может, взял да и создал. Заперся, знаете, в кабинете, перестал ходить на совещания — и отобразил.
— Нет, злодей!
— Нет, гений, гений!..
И вдруг в нестройный ансамбль спорящих ворвалась одна трезвая нота:
— А что, ежели всерьез и глубоко разобраться и расследовать?
Наконец-то! Наконец-то были произнесены долгожданные слова. Разобраться. Всерьез. Глубоко.
Была наспех образована комиссия. Ей поручили в короткий срок разгадать тайну. В порядке разгадывания этой самой тайны один из членов комиссии зачем-то уехал на курорт, а другой углубился в собственные сочинения… К счастью, два музыкальных эксперта взяли на себя титанический труд выяснить, кто же наконец является создателем этой симфонии. Анализируя копию партитуры, исследуя все имеющиеся в архивах документы, разными тропами пришли они к одному неопровержимому убеждению: симфония написана высокоталантливым композитором середины прошлого столетия, имя которого, к сожалению, пока не установлено. Заслуга же Михаила Г. сводится к блистательному умению сделать на партиях наклейки и написать в стиле XIX века обложку партитуры. Довольно четко определилось, что Михаил Г. явно не гений, а злодей-мистификатор, поступок которого достоин самого сурового морального осуждения…
Казалось бы, все стало ясно и просто, как фортепианная гамма. Однако конца у этой интригующей музыкальной истории еще нет. Она обрывается, так сказать, на самом высоком регистре.