– Мы так и знали, – сказала она, – что вы не станете заботиться о городе, а побежите в свою нору.
Рассерженный Мощин замахнулся лейкой, но девочка каким-то китайским приемом положила его в грязь. А сама передала лейку Мощина его внуку, который и поспешил за девочкой спасать население.
Как оплеванный, Мощин побрел к себе и стал ругать жену, что недосмотрела за внуком, а теперь он может погибнуть.
Потом он принялся затыкать все дырки и щели, чтобы не проникли водопроводные змеи.
Тут он устал, и его сморил сон.
Леонид Борисович проснулся на следующее утро.
Светило зимнее скупое солнце и рассыпалось искорками по снежному покрову, который за ночь очистил городские пейзажи.
По улице бегали лыжники и мальчики с санками.
Мощин потряс головой, как бы отгоняя дурной сон.
Заглянула жена и спросила, будет ли он завтракать.
Мощин был зверски голоден.
Кушая яичницу с салом, он спросил жену:
– Римма, как наш Герасик?
– Я его уже в садик отвела, – сказала жена.
– А его копыта?
– Окстись, старый богохульник! – испугалась жена. – Откуда у Герасика копыта?
– Как и у меня. – Мощин вспомнил о состоянии своих ног и поглядел под скатерть. Его ноги, упрятанные в шлепанцы, были обыкновенными человечьими ногами, правда, с мозолями.
И тогда Мощин понял, что все ему приснилось.
Хотя в прихожей стояла лейка с пульверизатором, а на площади он увидел, как экскаватор и подъемный кран вытаскивали наружу гигантский бронзовый памятник землепроходцам, Мощин решил, что это – галлюцинация и безобразие.
В плохом настроении Мощин пришел к себе на службу и поднялся в кабинет. Поздоровался с Валюшей, потрепал ее по щечке, велел согреть чайку.
Начал было перебирать бумаги, но тут Валюша сунула мордочку в дверь и сказала, что пришел господин Неунывных, Глеб Степанович.
Мощин нахмурился, вспоминая, кто это такой.
Вошел ничтожный человек в обрамлении современного дельца.
– Вижу, у вас весь порошочек вышел, – сказал он радостно. – Так у меня с собой новый самосвал. Победим снежный покров к юбилею родного города, а?
– Нет, нет и еще раз нет! – закричал Мощин.
Он все вспомнил. Значит, это не сон. Значит, пришла смерть Великого Гусляра в человеческом образе.
– Уходи, – сказал Мощин.
– Ты что, старик, как бы охренел? – спросил Неунывных. – Ты же контракт с моей фирмой подписал.
– Нельзя. Город гибнет, – сказал Мощин.
– А блин с ним, с городом.
Неунывных вынул из кармана длинный конверт.
– Здесь пятьсот, на крышу твоего особняка.
– Возьмите их обратно! – сказал Мощин.
– У меня в машине, – сказал на это гость, – два крутых лба. Достойные люди. В городе Котласе демократы чертовы попытались помешать цивилизации. Знаешь они где? В больнице!
И Неунывных принялся пронзительно хохотать.
– Вы не представляете, к чему это приводит! – сказал Мощин.
– Представляю, как не представить, – ухмыльнулся гость. – На месте Москвы уже грязевое озеро. Аромат, скажу тебе, класс. Будем создавать грязевой курорт, блин. Японцы приедут.
– Жалко столицу...
– Ты мне лучше скажи, у тебя продукт кончился или какая-то сволочь формулу разгадала?
– Не скажу! – мужественно ответил Мощин.
Неунывных покачал головой и вынул из внутреннего кармана еще один конверт. Положил его на расстоянии вытянутой руки от главы города и произнес:
– Я пока пряником тебя обрабатываю. Смотри, возьмусь за кнут, будешь бедный и больной.
– Но у меня копыта отросли!
– А что, плохо? Я сам на копытах, понимаешь, хожу, рога только утром спилил. И что? Говори имена моих врагов, блин!
– Нет, я не могу взять на себя ответственность за гибель города и государства в целом.
– Понимаем, – сказал Неунывных и потянул к себе конверт. Другой рукой подхватил второй конверт, который лежал совсем уж близко от Мощина.
– И сколько тут... всего? – спросил глава города хриплым от страха и волнения голосом.
– Всего кусок – тысяча баксов. Считай, закончишь крышу и останется на ботинки внучку.
– У него тоже копытца... – Слезы показались в глазах Мощина.
– Цивилизация требует эволюции, – туманно заметил делец. – У тебя выбора нет. Или ты остаешься без денег, весь в синяках и переломах, или ты сотрудничаешь с цивилизацией. Проведешь отпуск на Канарских островах, отдышишься. Наши все там отдыхают.
Страшно было Мощину. Но он понимал, что не сможет противостоять организованной цивилизованности, у которой телохранители возле «Мерседеса». Бессмысленная борьба с прогрессом.
– Кружок юных химиков, – признался он, – в школе № 2. Петряновцы-соколовцы. Во главе их профессор Минц. Старый, но подлый. Стоит на пути цивилизации. А вы мне переизбрание обеспечите?
– Мы за своих горой стоим, – сказал Неунывных. – Не дрейфь, кореш.
Разумеется, Мощин никому бы не позволил так к себе обращаться, но в тот момент его охватило сладкое чувство принадлежности к могучему миру организованной цивилизованности.
– Если что, то всегда отмоем, – нежно закончил Неунывных. – Мы таких вытаскивали... По пять трупов на шее и миллиарды долларов. А в результате – все их уважают.
– Но я не хотел бы, чтобы наши отношения...
– Ну ты и тюфяк, – с добрым юмором ответил гость. – Скажи теперь, как покороче к той школе пройти.
– По Лермонтовской, потом повернете на Советскую... А детям ничего не будет?
– А что им может быть? Не переживай. Ты о себе думай. А Минца мы где возьмем?
– Пушкинская, дом шестнадцать, – быстро сказал Мощин и постарался все сразу забыть.
– Все! – подытожил Неунывных. – Начинай рассыпку! Зови дворников.
Что Мощин и сделал. Хотя ему было душевно тяжело. Он, правда, утешал себя, что с копытами и рогами жить можно, даже интересно.
О приезде в город «Мерседеса» и сопровождающего его самосвала юным химикам было известно.
Они, правда, не могли поверить в то, что Мощин сменит свои позиции, но их предупредил об этом профессор Минц.
Дети не хотели вступать в конфликт с приезжими, но когда в школу с переднего входа вошли два телохранителя с резиновыми дубинками в сильных руках и стали допытываться у гардеробщицы тети Дуси о том, где скрываются юные химики, они поняли, что пути к миру нет.