Мои силы были не просто утрачены, они были сожжены!
«Жребий брошен, Рубикон перейден, мосты сожжены».
Это изречение Гая Юлия Цезаря все время вертелось в моей голове, пока я лежала в воде, глядя на свои колени, поднимавшиеся холмиками из воды.
Дом был старый, и поставить джакузи в старую ванную комнату было невозможно. В доме уже случился печальный инцидент, когда один мелкий бизнесмен, держатель двух палаток, поставил себе джакузи и вода залила его соседа снизу, да так основательно, что тот до сих пор судился с рыночником, благополучно игнорировавшим судебные повестки. Квартиру в этом доме я купила шесть лет тому назад, когда дела агентства пошли в гору и я сумела, откладывая часть заработков, накопить на жилье. Если бы я не так спешила, то вполне могла бы купить двушку в престижном доме с современной планировкой и длинными прохладными коридорами.
Но времени у меня как раз и не было.
Было сильное желание удрать от своих – от матери и сестры, которые не любили работать и обожали длинные бессодержательные разговоры о правительстве, о ценах и проблемах города. Телевизор у них работал с утра до вечера, одни новости сменяли другие, и я никак не могла понять, чем они отличаются друг от друга – ну, разве что вставят пару-тройку новых сюжетов, а так – все одно и то же.
В промежутках между новостями, сериалами, «специальными корреспондентами», «Криминалом и властью» они пили кофе, поглощали пирожные и вели бесконечные рассуждения на тему «Как нам обустроить Россию».
Мать, бывшая преподавательница марксизма-ленинизма в институте связи, ненавидела Горбачева, проклинала Ельцина, а на сегодняшних правителей только фыркала… Дамы мои вставали около двенадцати, тихонько выползали в кухню, пили кофе и включали телевизор. Когда я, почти без чувств, приплеталась домой, на меня обрушивались мегатонны информации: я должна была быть в курсе всех событий дня, и все это мне еще и пережевывалось, разъяснялось и вдалбливалось. Все мои попытки пресечь этот новостной поток наталкивались на презрительное пожатие плечами.
– Ты просто политически малограмотна, – изрекала мать. – Как можно быть такой непросвещенной в эпоху глобальных информационных технологий! Владлена! Я не понимаю! – патетически восклицала она. – И как ты… только там… на своей работе управляешься?
– Да уж как-нибудь.
– Представляю, какие сейчас специалисты кругом! – поджимала тонкие губы мать. – Страна катится в пропасть…
Несмотря на эти упреки относительно моей политической и информационной малограмотности, деньги из меня качались исправно.
Поэтому мне было наплевать на престижность района, на метраж, на наличие культурных соседей и на вид из окна, который, если верить риелторским расчетам, повышал стоимость квартиры на пять-десять процентов. Мне нужна была своя квартира – как личное пространство, как мой мир, где я могла бы делать все, что мне заблагорассудится: включать и выключать телевизор по собственному желанию, разгуливать по квартире в коротких шортах и безразмерной футболке, а также свободно ходить, а не передвигаться маленькими шажками из комнаты в туалет, в кухню и обратно. И при первой же возможности я купила эту квартиру далеко не в самом престижном районе Москвы и не в самом престижном доме, а купив, вошла туда, села на пол и долго просто сидела, прижимая к себе сумку, и улыбалась.
– Ну вот! Теперь ты еще и жизнь свою обустроишь, – с неким непонятным раздражением прокомментировала это событие моя мать. – Сестру и мать совсем тогда забудешь. Все на мужа и детей станешь тратить.
Спорить мне не хотелось. Да и с «устройством жизни» как-то пока не получалось. Ни какими-то романами, ни влюбленностями я похвастаться не могла. Был один студенческий роман, начавшийся в конце весны и закончившийся в начале осени. Было лето в деревне; длинная пыльная дорога, лес и деревянная изба, где обитала старая глухая бабка лет восьмидесяти. Роман тот был скучным, необязательным и «проходным». В памяти ничего не осталось, кроме летней жары, от которой я спасалась во дворе под навесом сарая; запах старой избы, кислый и сырой, и Дима Прошкин, который раскидывал свою одежду где попало, а я ходила за ним и складывала ее стопками на стулья под странным немигающим взглядом бабки. Самыми запоминающимися стали наши походы на речку и в лес. Темная вода с легкими пенными завитками и холод земляники, таявшей на губах…
Потом были случайные мужчины, до полноценного романа дело как-то не доходило, все ограничивалось короткими бестолковыми встречами. Мне кажется, виной тому была неспокойная обстановка в доме, когда я представляла собой сплошной комок нервов и поэтому свою нервозность невольно выплескивала на мужиков. Я пыталась рассказать им о своей жизни, надеясь на их сочувствие, а в ответ получала лишь равнодушные, а то и укоризненные взгляды.