Фракционная борьба, очевидно, происходила и раньше, но это дело только усилило существующие противоречия.
Конгресс КЕП, созванный в ноябре 1910 г. в Салониках, уже возвестил о существующей напряженности, особенно в виде крамольной тенденции некоторых военных партийных кадров. Речь, которую Талаат произнес на предварительной «тайной встрече» КЕП перед двадцатью семью его членами[590], предоставляла ценную информацию о проблемах, стоявших тогда перед Комитетом и вопросах, которые должен был рассмотреть состоявшийся в ноябре конгресс. «В соответствии с Конституцией, — заявил Талаат, — должно быть обеспечено полное равенство между мусульманами и иноверцами. Вы сами знаете и чувствуете, что это абсолютно невозможно: и шариат, и наша история стоят на пути такого равенства. Сотни тысяч верующих встанут против самой такой мысли; однако — и это интересный момент — это также против чувств самих иноверцев. Они не хотят становиться османами; и все те меры, которые приведены в действие, чтобы прививать им чувство османизма, оказались безуспешными и будут оставаться таковыми в течение длительного времени в будущем… Не может быть и речи о равенстве до того дня, когда османизация всех групп станет свершившимся фактом. Это — долгая и сложная задача».
Говоря об управлении государством, Талаат решительно заявил, что «есть еще много вещей, которые мы должны сделать в стране за пределами структуры правительства»[591].
Другими словами, общее отуречивание было необходимым условием для принятия принципа равенства всех субъектов Османской империи. В ожидании, пока оно наступит, Комитету приходилось действовать тайно.
Конгресс открылся 1 ноября 1910 г. Присутствовали сорок представителей: тридцать делегатов из вилайетов и семь членов ЦК в Салониках, а также Халил-бей [Ментеше][592], в качестве лидера парламентской партии, Ахмед Насими [Сайман][593], депутат от Константинополя, и Шейх Сафет, депутат из Урфы[594]. Один из первых слово взял генеральный секретарь конгресса Ихсан-бей. Его речь предвещала радикализацию КЕП. «Комитет из Адрианополя, — сказал он, — требует, чтобы мы приняли меры по уменьшению веса болгарского населения, либо назначив большее количество мусульманских мухаджиров в вилайете Адрианополя, либо путем ликвидации всех христиан, враждебных младотуркам… Центральный Комитет, осознавая, что эти меры могут оказаться полезными, не может одобрить их, потому что их довольно трудно реализовать на практике»[595].
Таким образом, мы видим, что местный комитет считал необходимым устранить демографический «дисбаланс» в вилайете Эдирне, но при общей постоянной заботе в том, чтобы обеспечить любыми средствами сохранение региона в составе империи.
Сопротивление, которое Комитет встречал то здесь, то там в государственном управлении, также, казалось, не раз вмешивалось в его планы, для реализации которых он намеревался использовать все механизмы власти и мобилизацию всех ресурсов, имеющихся в распоряжении государства. Конгресс далее решил, что «административные должности верхнего уровня должны быть зарезервированы за членами Комитета, и власти обязаны консультироваться с ЦК при назначении на любую из них»[596]. Для КЕП взятие под свой контроль ключевых позиций и определение людей из своих рядов в государственный аппарат было не просто средство воздействия — это были решающая ставка и неизбежный шаг на пути к полному взятию империи под контроль. Это была своего рода практическая реализация его элитарной идеологии.
Другой аспект этой идеологии — турецкий национализм — всплыл на конгрессе при обсуждении конфликта между ЦК и Комитетом в Дамаске. Оказалось, что КЕП разрывается между своим желанием, которое было подтверждено на конгрессе 1909 г., «чтобы только турки могли входить в состав ЦК» и своими же гегемонистскими амбициями в арабских вилайетах. Комитет в Дамаске, большинство членов которого были арабами, «выразил желание направить делегатов-арабов в ЦК в Салониках», но встретил решительный отказ со стороны конгресса Иттихада[597]. Во внутренних кругах, очевидно, тюркизм имел приоритет над непосредственными интересами империи и развитием движения.
590
CADN, Ambassade de Constantinople, serie E/126. Письмо французского вице-консула в Узкубе французскому послу в Константинополе Бомпару, 20 сентября 1910 г.: «перевод речи, приписываемой Талаат-бею, министру внутренних дел». Эта же речь цитируется британским источником:
591
CADN, Ambassade de Constantinople, sérié E/126. Письмо французского вице-консула в Узкубе французскому послу в Константинополе Бомпару, 20 сентября 1910 г.
592
Халил-бей [Ментеше] (1874–1948), юрист, член ЦК младотурок (1910 г.), депутат из Ментеше, президент парламентской группы младотурок, президент Государственного совета (июнь 1913 г.), президент парламента, министр иностранных дел (октябрь 1915 — февраль 1917 г.), депортирован на Мальту в 1919 г.:
593
Гиритли Ахмед Насими (?—1958), родился на Крите, получил образование в Школе политических наук в Париже, член ЦК младотурок (1911), министр иностранных дел (февраль 1917 — октябрь 1918 г.), депортирован на Мальту в 1919 г.:
594
АМАЕ, Correspondance politique, Turquie, n. s., vol. 7, fº 124. Письмо французского консула в Салониках Макса Шублие Бомпару, 1 ноября 1910 г. Д-р Назым затем стал Генеральным секретарем ЦК. Консул отмечает, что Комитет «Единение и прогресс» и партия «Единение и прогресс» до того момента функционировали отдельно друг от друга: ibid., ff 132–134. Письмо Макса Шублие Пишону, Салоники, 7 и 8 ноября 1910 г.
595
АМАЕ, Correspondance politique, Turquie, n. s., vol. 7, fº 149 vº. Письмо Макса Шублие Пишону, Салоники, 16 ноября 1910 г. Выдержки из речи Ихсан-бея.
597
АМАЕ, Correspondance politique, Turquie, n. s., vol. 7, fº 151 vº. Письмо Макса Шублие Пишону, Салоники, 17 ноября 1910 г.