Позиция же младотурок в отношении армянских инициатив — как уже говорилось выше — формировала собственные идеологические рамки: часть концепций уже была разработана, остальные были еще «в работе», но и те и другие формировались на фоне взаимоотношений младотурок с армянскими активистами.
Другими словами, образ армян как нации покорных и в то же время лживых и нелояльных людей, который младотурки унаследовали от Османской империи, в этот период был пересмотрен. Вместо него возникало восприятие армян как чуждой, хотя и знакомой этнорелигиозной группы, которая угрожает доминирующей группе, то есть младотуркам, которые видели себя в качестве просвещенного авангарда турецкого народа.
Лига частной инициативы и децентрализации принца Сабахеддина: партнер армянских комитетов в 1902–1907 годах
Историки движения младотурок отмечают, что захват власти в движении большинством принца Сабахеддина не сразу воплотился в программу действий, а альянсы, заключаемые с другими группами османской оппозиции, не давали практического эффекта[108]. В течение трех лет, вплоть до 1905 г., не только не проводилось никаких операций против гамидовского режима, но и сам принц мало что говорил о ситуации в Турции.
Тем не менее Сабахеддин основал Лигу частной инициативы и децентрализации. В этом сразу после январского конгресса 1902 г. ему помогал Абдулла Джевдет, основатель первой небольшой группы младотурок. Само название лиги говорит о том, что она считала лучшим вариантом вытянуть империю из кризиса. Заядлый почитатель социальных наук, принц был убежден, что одно из условий выживания — создание децентрализованной административной системы, которая «гарантирует защиту моральных и материальных интересов различных рас, населяющих территорию империи»[109].
Казалось, что принц Сабахеддин убежден, что подчиненный статус, присвоенный нетурецким элементам империи, стоит на пути процесса модернизации. Не отказываясь от принципа политического господства турок, он предлагал своего рода разделение труда, при котором империя получала выгоду от «ноу-хау» каждой группы. Он сделал наблюдение, что «христиане более полно развернули частную инициативу; ее отсутствие парализует мусульман. В отличие от мусульман и турок, в частности, христиане не рассчитывают на вознаграждение в виде государственной службы, а защищают свои личные интересы»[110].
В таком плане Сабахеддин ставил вопрос о преобразовании отношений «правитель-подчиненный»; только такое преобразование, по его мнению, было способно высвободить творческую энергию и дать возможность нетуркам проникнуться идеей единого государства. Само собой разумеется, что эта концепция, хотя и предусматривала разделение политической сферы между различными группами, в конечном счете предусматривала демонтаж османской модели и замену ее государством не субъектов, а граждан.
С этой точки зрения, будучи все-таки принцем из османского дома, Сабахеддин анализировал ситуацию довольно здраво: «Если бы меньшинства увидели в оппозиции реальную силу, они изменили бы свое мнение. Но они видят в режиме пресловутую гибельную силу, а в оппозиции — полный вакуум относительно своего будущего. Так что неудивительно, что они склоняются к сепаратистским решениям. Мы также должны помнить, что на протяжении столетий мы считали привилегии христиан не правом, а как сделанным им подарком. Мы жили отдельно от меньшинств, и мы думали отдельно от них, Ничто и никогда не могло сблизить наши социальные перспективы. Так как мы в свое время шли на них войной и завоевывали их земли, нам сейчас нужно смягчить их сердца. Наш долг и наши интересы требуют этого»[111]. Наверное, можно увидеть в этом заявлении первый случай анализа государственным османским чиновником всей истории традиционного отношения господствующей нации к покоренным народам и результат попытки понять положение последних.
111