Позиция, занятая Акнуни, руководителем делегации АРФ на парижском конгрессе в декабре 1907 г., несомненно, сыграла определяющую роль в решении партии сотрудничать с младотурками. Прибыв в столицу Османской империи раньше всех других, в августе 1908 г.[274], он написал своим коллегам из западного бюро в Женеве: «Вы не представляете, как я счастлив, что могу писать вам из этого города без малейшей цензуры или контроля. После тридцати двух лет молчания город скандирует «Свобода!», толпы людей пьяны от радости. И это неважно: тридцать лет молчания стоят тридцати дней опьянения… Когда реакция восстановит свою власть, нас вернут обратно в “клуб немых”»[275].
Этот энтузиазм легко понять, если вспомнить, что это — энтузиазм боевика, который провел долгие годы в изгнании и партия которого подвергалась преследованиям и в России, и в Османской империи. Восстановление конституции открыло пьянящие перспективы: АРФ могла теперь надеяться вести полностью открытое существование, стать легальной политической партией, играть свою роль в политической, социальной и культурной жизни армянского народа, а также участвовать в османской политической игре.
Еще одним событием, которое произошло в тот же период и имело символическое значение, было возвращение в сентябре 1908 г. принца Сабахеддина из изгнания в столицу Османской империи. Чтобы отметить это событие, корабль с «оккупантами дворца и вельможами» на борту вышел в море, чтобы приветствовать внука султана Меджида. СДПГ создала еще один мощный символ, решив нанять корабль и идти навстречу принцу, имея на борту, среди прочих, Степаноса Сапах-Гуляна и Мурада. Оба революционера были приглашены на корабль «оккупантами дворца», где их принял «сумасшедший» Фуад-паша, который только что вернулся из ссылки. Перед этим созвездием сановников, включая Ахмеда Ризу и д-ра Б. Шакира, паша разразился красноречием по поводу той роли, которую сыграли гнчаковцы: «Они много сделали для того, чтобы пробудить страну от оцепенения и свалить гамидовский режим»[276]. Этих боевиков, которых только вчера считали злодеями, вдруг стали чествовать как героев. Они были не одни: армянская делегация, представляющая Патриархат, отплыла от Золотого Рога на «Принцессе Марии» 2 сентября около 11 вечера в направлении Дарданелл в надежде приветствовать принца Сабахеддина раньше других. В составе делегации был адвокат Григор Зограб, который сам всего несколько дней тому назад вернулся из ссылки[277]. Однако эти проявления восточной вежливости только завуалированная враждебность со стороны КЕП. Буквально в день прибытия принца пресса Стамбула запустила кампанию его поношения: распускались слухи, что он прибыл в столицу в компании трехсот французских монахинь, которых хотел направить на «модернизацию» турецких женщин, и трехсот патеров, которые должны были вести турецкую молодежь к «атеизму». Авторы этой кампании, которые были младотурками по происхождению, а у нас есть все основания так полагать, хорошо знали свою аудиторию. Их стратегия опорочить принца, чье длительное пребывание во Франции должно было деформировать его моральную стойкость, опиралась на консервативные рефлексы общественности и, в частности, ее отказ от «западных путей развития»[278].
Первый «тайный» конгресс КЕП, проходивший на османской земле, открылся 18 сентября 1908 г. Он показал, что ЦК младотурок теперь под контролем руководителей из Салоник, а также д-ра Назима и д-ра Шакира. Ахмед Риза был довольно легко отставлен в сторону. Было также ясно, что Мехмед Талаат и оба д-ра выдвинулись вперед как настоящие хозяева КЕП и стали более влиятельными, чем Совет министров[279].
Вечный вопрос об этих много обсуждаемых «секретных» конференциях в том, что же все-таки было решено на них? Сапах-Гулян, о чьей революционной деятельности мы вряд ли сможем сказать больше сказанного, был привилегированным свидетелем этих событий; и он утверждает, что послал одного из своих агентов, а именно Бедир-бея Бедирхана[280], в Салоники, чтобы собрать информацию о решениях, принятых конгрессом младотурок. По донесениям этого информатора, КЕП решил проверить развитие других политических партий; продолжать борьбу против Сабахеддина и его либеральных идей; терпеть армянские партии до тех пор, пока Комитет не станет сильнее; держать гнчаковцев под наблюдением; распространять принцип османизма; продвигать контроль мусульман над экономикой и содействовать развитию промышленности и торговли среди турок, а также во все времена сохранять турецкое большинство в Османском национальном собрании[281]. Конечно, эту информацию не следует переоценивать; это — ряд «откровений», которые были изложены в письменном виде в 1915 г. — но и не следует ей полностью пренебрегать. Секретная переписка младотурок, найденная Ханиоглу[282], ясно показывает, что они систематически использовали двойной язык или адаптировали все, что говорят, к контексту, не отклоняясь ни на йоту от преследования своих политических целей. Эти документы свидетельствуют, что на этом конгрессе КЕП решил поддержать военный характер своей организации, а также добиться назначения на все важные посты людей, отобранных среди лояльных членов Комитета и фидайи. Это были все ректоры и преподаватели вузов, поскольку эти посты находились в подчинении министерству образования, все вали, мутесарифы и каймакамы, подчиненные министерству внутренних дел, а также все судьи, которые находились в подчинении министерству юстиции[283]. Вот еще один аргумент в пользу того, что целью КЕП было поставить весь государственный административный аппарат под свой контроль, не оставив ничего своим политическим «союзникам».
277
279
280
Потомок курдской семьи Бедирхан из Бохтана, бывшего княжества, которое управлялось династией Бедирхан.