Несмотря на очевидные преимущества такого ходатайства, младотурецкое большинство в парламенте оказывало сопротивление или делало вид, что оказывает сопротивление, прежде чем наконец принять его 4 ноября в качестве основы для своей работы. В ответ на «такрир» [ходатайства], заявленные редкими депутатами из групп меньшинств в парламенте, которые призвали правительство изложить свою позицию в отношении преступлений, совершенных его предшественниками, министр внутренних дел Фетхи-бей [Окяр] заявил, что среди жертв оказались не только армяне, греки или арабы, но также и турки и что правительство будет делать все возможное, чтобы исправить несправедливость и отправить депортированных лиц обратно в их дома[4699]. Таким образом, он заложил основу для той позиции, которую обвиняемые и, в более общем смысле, последующие турецкие правительства стали защищать любой ценой в ближайшие месяцы и годы. Это может быть истолковано следующим образом: мы все пострадали в войне; мы собираемся исправить нарушения, наказать виновных и убедиться в том, что такие вещи никогда не повторятся. Столкнувшись с таким подходом, который уже содержит зерно отрицания фактов, армянские депутаты призвали правительство к исполнению своих обязанностей. После принятия ходатайства Фуад-бея депутат из Сиса, Козана Маттеос Налбандян вместе с пятью своими коллегами подал письменное требование о том, чтобы правительство заявило, как оно рассматривает преступления, совершенные после принятия и введения в действие Закона о временной депортации (от 27 мая 1915 г.) и Закона об оставленной собственности (от 26 сентября 1915 г.). Таким образом, они затрагивали поле действий, намеченное ходатайством Фуад-бея, тактика, заслуга которой заключалась в призвании к ответственности их турецких коллег, поскольку она ссылалась на эти два закона, за которые парламент должен был проголосовать, что преступления были совершены. Вопрос, который эти депутаты поставили перед правительством, был более оправдан тем, что текст указа от 26 мая 1915 г. был передан председателю парламента через несколько дней после того, как указ был провозглашен, но был представлен депутатам только после проведения депортаций[4700]. Когда депутаты потребовали от правительства предпринять необходимые меры для возвращения оставшихся в живых, которые были разбросаны тут и там, в свои дома, министр внутренних дел ответил, что это займет некоторое время. Без сомнения, эти депутаты не были в курсе того, что закон о депортации, о котором идет речь, был опубликован в официальном виде, в котором умышленно были опущены четыре его статьи, переданные в виде рукописного циркуляра, доступного только для властей, которым были предъявлены обвинения в проведении депортаций. Это было не случайно: четыре секретные статьи содержали инструкции для властей о незамедлительной передаче домов армянских депутатов турецким беженцам и другим группам беженцев[4701], тем самым давая им понять, что возвращение таких «перемещенных лиц» не ожидается. В любом случае 4 ноября заседание парламента завершилось голосованием об отмене усеченного указа бывшего министра внутренних дел, который впоследствии был преобразован в имперский закон.
4701