Прежде чем рассматривать работу Пятой комиссии, следует подчеркнуть, что министры, которых она могла допросить, то есть те, кто еще проживал в османской столице, принимали наименее непосредственное участие в преступлениях, совершенных против армян (даже если они были прекрасно осведомлены о фактах). Сами министры указывали на это при каждом удобном случае.
На одном из первых слушаний, состоявшемся 24 и 25 ноября 1918 г., Пятая комиссия допросила Мехмеда Джавида, бывшего министра финансов, который ушел в отставку в начале ноября 1914 г., как только Османская империя вступила в войну. Это дало ему возможность описать обстоятельства, которые привели ко вступлению Османской империи в войну и отметить, что «агрессия России была просто ложь, взятая из воздуха». Он добавил, что решения были приняты в частном порядке, в доме Саида Халима, а не на заседаниях Совета министров[4710]. Далее в ответ на вопрос Шемшеддин-бея, депутата из Эртуйрула, Мехмед Джавид сделал заявление об условиях вокруг общей мобилизации в империи о том, что указ о мобилизации не был издан по решению Совета министров, а, судя по всему, был инициирован Энвер-пашой, который отдельно уговорил каждого министра подписать проект имперского ирада [письменного указа султана]. Указ был подписан и опубликован в «Официальном вестнике» только после его открытого провозглашения[4711]. Что касается закона о временной депортации, «противоречащего господству закона и человечности, и нарушение буквы и духа нашей Конституции, которая превратила страну в поле трагедий», Мехмед Джавид указал, что он больше не являлся членом правительства, «когда происходили армянские события… Никогда и нигде я никоим образом не одобрял их; каждый раз, когда возникало подобное событие, я выносил эту тему на рассмотрение моих коллег»[4712]. Мехмед Джавид продолжал подчеркивать, что после его возвращения на пост министра в 1917 г. он применял «законы и предписания, относящиеся к активе «депортированных армян, как можно более великодушно. Я даже убеждал Талаат-пашу, — продолжал он, — разрешить армянам и арабам вернуться в их дома… Я не был министром, […] когда применялись эти законы»[4713]. На всякий случай, в заключение, Мехмед Джавид сказал, что он писал Талаат-паше, когда он был назначен великим визирем и что Талаат-паша сообщил ему, что новый кабинет «будет следить за неукоснительным соблюдением прав личности и что каждый османский подданный выиграет от прав, предоставленных ему конституционным законом. На данный момент армянский и арабский вопросы, добавил Талаат-паша, «будут решаться по мере того, как это позволяет военное положение, и в скором времени, прежде чем будет заключен мир, они будут решены фундаментальным образом»[4714].
На последний вопрос, заданный председателем Пятой комиссии, «об участии в преступлениях, совершенных в результате беспорядочного управления и помощи, оказанной бандам, которые посягали на свободу, жизнь, честь и имущество населения — речь идет о «Специальной организации», Мехмед Джавид дал категорический ответ: «Это не было делом правительства»[4715]. Хотя, казалось, он стремился дистанцироваться от коллег по Центральному комитету младотурок. Мехмед Джавид ушел в отставку из правительства в начале войны и, не отрицая преступные планы, направленные против армян, против которых, как он дал своим слушателям понять, он выступал, Мехмед Джавид отметил с некоторым цинизмом, что в 1917 г. он даже помог восстановить права османских подданных, которые исчезли более года назад или проживали в суровых окрестностях в нескольких тысячах километров от их домов. Тем не менее в ответ на ключевой вопрос о «Специальной организации», о преступной деятельности которой он не мог не знать, Мехмед Джавид довольствовался утверждением, что правительство не имело ничего общего с этими бандами. Члены Пятой комиссии, казалось, нашли его ответ удовлетворительным.
Днем ранее, 23 ноября, Пятая комиссия заслушала показания Халил-бея [Ментесе], исполнявшего обязанности председателя парламента[4716]. Сначала Халил-бей отрицал существование Закона о временной депортации, затем признал, что он был обнародован до того, как он вошел в состав кабинета. На настойчивые вопросы членов Пятой комиссии он в конечном счете ответил, что когда он был председателем парламента, он «использовал все свое влияние, чтобы улучшить судьбу депортированных…» Он добавил: «Когда я вернулся из Берна, депортации уже были свершившимся фактом, и оставались лишь единичные случаи… Если вы спросите армян об этом, я полагаю, что все они расскажут вам о моих усилиях в этом направлении». Наконец, когда его спросили о «Специальной организации», Халил-бей в свою очередь спросил, «в каких регионах были организованы эти банды?», поскольку он не помнил о создании такой организации. Когда ему сказали, что уголовные преступники были освобождены из тюрьмы и наняты с разрешения министра юстиции, он сказал, что он вошел в состав кабинета министров только в октябре 1915 г. и что «в период, в течение которого я был министром, ничего подобного не происходило»[4717]. Халил-бей, важный член Центрального комитета младотурок, кажется, был одним из тех, кто выступал против плана ликвидации армян. Тем не менее здесь он ограничился уверением в своей невиновности и покрыванием своих коллег.
4710
SHM, S.R. Marine, Turquie, 1BB7 236, doc. № 1651 B-9, Constantinople le 24 janvier 1920, le lieutenant de vaisseau Goybet: p. 3 de l’annexe 14; Ittihat-Terakki’nin sorgulanması. Op. cit. Pp. 293–382. Источник также указывает подробности относительно состава комиссии, возглавляемой Абдуллой Азми, и даты слушаний.
4712
SHM, S.R. Marine, Turquie, 1ВВ7 236, doc. № 1654 В-9, Constantinople le 26 janvier 1920, le lieutenant de vaisseau Goybet, annexe 15, p. 10.
4715
SHM, S.R. Marine, Turquie, 1BB7 236, doc. № 1687 B-9, Constantinople le 31 janvier 1920, le lieutenant de vaisseau Goybet, annexe 17, p. 17.
4716
Ibid., doc. № 1724 B-9, Constantinople le 7 février 1920, L. Feuillet, annexe 19, deposition de Halil bey. Pp. 4 et 6; Ittihat-Terakki’nin sorgulanması. S. 265–291.