Судебный процесс в Йозгате
Мы уже рассмотрели обстоятельства истребления армянского населения в округе Йозгат и подчеркнули, что они заметно отличались от прочих, имевших место в Анатолии[4992]. Рассмотрим теперь судебный процесс в Йозгате с прицелом на линию обороны, принятую подсудимыми, юридическую тактику проволочек, которой придерживалось правительство, а также на то, как общественное мнение реагировало на судебное разбирательство.
На самом первом судебном слушании, состоявшемся 5 февраля 1919 г., адвокат Кемаль-бея, временно исполняющего обязанности мутесарифа Йозгата выразил протест о том, что военный трибунал является незаконным; он утверждал, что указ султана предусматривает создание десяти военных трибуналов для вынесения приговоров за деяния, совершенные в различных провинциях и, следовательно, что судебное разбирательство должно проходить там где было совершено преступление, или там, где был арестован обвиняемый[4993]. Адвокаты защиты также оспорили легитимность адвокатов истца, особенно Гайка [Гмаяга] Хосровяна, который якобы не имел мандата на предоставление юридических консультаций его клиентам. В данном конкретном случае Армянская патриархия взяла на себя роль истца и представляла лиц, которые были ликвидированы, и дата и место смерти которых были, как правило, неизвестны[4994]. После блокирования возражений обороны военный трибунал приступил к идентификации подсудимых: Кемаль-бей, тридцати пяти лет от роду, уроженец Бейрута, в недавнем прошлом выступавший в качестве генерального инспектора депортаций из Коньи; Мехмед Тевфик-бей, сорока четырех лет от роду, уроженец Стамбула, командующий жандармерией в Йозгате, и Феяз-бей, начальник Бюро земельной регистрации Йозгата. Все трое были обвинены в преступлениях, совершенных во время депортации армян. Затем председательствующий судья зачитал список армянских и турецких свидетелей, среди которых были Шакир-бей, депутат парламента из Йозгата, и Халил Реджайи, главный инспектор лагерей для военнопленных, после чего представил вещественные доказательства, включавшие, в частности, документы, отправленных Шакиром в адрес Мазхарской комиссии 8 декабря 1918 г.; эти документы были признаны подлинными гражданским инспектором в официальном документе № 233 от 14 декабря 1918 г. Наконец, прокурор Сями-бей зачитал обвинительное заключение, в котором отметил, что «продолжающееся развитие интеллектуального и финансового положения немусульманских подданных и религиозные привилегии, которыми они пользовались, не мешали им постоянно жаловаться на то, что они не имеют равных прав». За обзором исторического контекста, зачитанным прокурором, последовало несколько довольно откровенных высказываний в адрес движений, созданных «армянскими предателями», которые нарушили «общественный порядок». По словам прокурора, стало ясно, что они хотели освободиться от османского владычества; публикации армянских комитетов на иностранных языках способствовали созданию проблем как внутри страны, так и в наших международных отношениях; на ранних этапах всеобщей мобилизации армяне оказали вооруженное сопротивление военной службе; группа армян пересекла границу, чтобы присоединиться к силам противника; они уничтожили мосты и подвергли опасности нашу военную технику и материальное обеспечение. Соответственно, власти предприняли превентивные меры. Решение о депортации армян было принято только в вилайетах Эрзурум, Битлис и Ван; однако 24 мая 1915 г. военные власти санкционировали депортацию немусульманского населения Кайсери». В этих условиях, продолжал прокурор, было «естественно, что определенные субъекты воспользовались ситуацией […] для совершения грабежей и других преступлений»[4995]. Французские разведывательные службы, которые внимательно следили за этим первым судебным процессом, отмечали, что обвинительное заключение, зачитанное главным прокурором, было опубликовано в газетах на следующий день и «больше походило на обвинительное заключение в отношении жертв и в то же самое время проложило путь для оправдания или подтверждения смягчающих обстоятельств»[4996].
На судебных слушаниях, состоявшихся 8 и 10 февраля, суд принял к сведению жалобу Карапета Куюмджяна: будучи силой обращенным в ислам, он потребовал возмездия за убийство его семьи. Три молодых уцелевших армянина, чьи интересы были представлены адвокатом Левоном Ремзи, также подали жалобы: во время депортации три брата служили солдатами, но их семьи были депортированы в нарушение официальных заказов. Свидетельские показания, представленные судьей Мустафой Ремзи на судебном слушании, состоявшемся 10 февраля, подтвердили роль ответственных секретарей, делегированных в каждую провинцию в качестве руководителей при истреблении местного армянского населения. Ремзи также свидетельствовал о криминальном характере этих партийных активистов, показав, что Неджати-бей, ответственный секретарь КЕП в Ангоре, отправился в Йозгат за три дня до начала депортации, что он был гостем мэра во время его пребывания там и что он вернулся из Самсуна в компании Неджмеддин-бея, нового вали из Ангоры, после отправки депортированных лиц[4997].
4993
4994
Ibid. Pp. 311–312, n. 5. Военный трибунал располагал списками убитых людей, но в списках не были указаны места и даты истребления. Сторона истца вновь была представлена Гайком [Гмаягом] Хосровяном, Акопом Бахри и Аветисом Суреняном, избранными Ассоциацией адвокатов Армении.
4996
SHAT, Service Historique de la Marine, Service de renseignements de la Marine, Turquie, 1BB7 231, doc. № 259, Constantinople, le 7 février 1919. «Rapport sur les atrocités de Yozgat, dresse par un fonctionnaire turc» [Доклад о злодеяниях в Йозгате, подготовленный турецким чиновником].