Легко представить, с каким изумлением армяне встретили тон статьи Ихсана Фикри и Сафы Исмаила. Фикри был директором газеты и председателем младотурецкого комитета в Адане; Сафа был главным редактором газеты. До сих пор не зная о той роли, которую Фикри сыграл в организации первой резни, армяне, несомненно, предполагали, что этот «демократ» и партизан Конституции обнародует роль определенных «консервативных или реакционных» кругов в регионе и потребует, чтобы виновные были преданы суду и наказаны. Вместо того они с удивлением обнаружили обвинительный акт в отношении армян, цинизм, непоследовательность и невероятность которого вызвали отвращение не одного наблюдателя. В самом деле цель этого выпуска можно суммировать как попытку «доказать», что лишь армяне были ответственны в происшедших событиях, и заранее опровергнуть обвинения против гражданских и военных властей в области, а также турецких видных деятелей города путем замены местами ролей жертвы и палача.
В статье озаглавленной «Страшное восстание», Сафа писал: «Как печально, что волна гнева и [желания] независимости, которые перемешались, а затем пустили корни в глубине армянских сердец, должны были привести к разорению региона…! Давайте взглянем на это восстание, которое осудило жителей Аданы на страшную бедность. Как и турки, армяне, в течение тридцати трех лет тиранического правления, раздавлены адским бременем тирании; они подняли свои голоса в знак протеста. Когда османы вступили в великолепный период счастья и мира, армяне перестали протестовать [буквально: они закрыли рты] и взывать к мести и, как равные с нами, аплодировали нашей священной революции. Но этому вскоре пришел конец, и они начали готовить свой собственный проект. Временами они создавали напряженность, напуская на себя недовольное выражение и давая понять, что они не могли жить рядом с мусульманами… Нашего требования единства и взаимопонимания оказалось недостаточно для того, чтобы остановить их опасные наклонности, и это привело к разнице во взглядах турок и армян… Армяне работали практически без паузы, чтобы приобрести то, чего им не хватало, и посвятили много усилий собственному вооружению. На рынке или на общественных площадях армяне даже превзошли друг друга в покупке винтовок мартини, маузеров и других видов боевого оружия. После того как они накопили запасы такого оружия, они потеряли свою традиционную сдержанность… Они беззастенчиво произносили угрозы такого рода: “Однажды, мы будем резать турок Мы больше не боимся. Старые раны до сих пор кровоточат”. Таким образом, они спровоцировали турок как способ снять собственную ответственность. Турки, однако, принимая и подчиняясь советам своих великих людей, которые проповедовали умиротворение, стремились избежать инцидентов всех видов. Армяне, наблюдая невыносимую тишину и терпение, выказываемые мусульманами, планировали совершить различные преступления в нарушение закона… Тот факт, что государство оказалось недостаточно мощным, породил страх и тревогу среди турок; для армян этот факт был источником силы и мужества»[470].
Редко можно найти в прессе статьи, в которых младотурецкий политик так ясно выражает свое мнение, как в этой. В данном случае для уверенности мы можем рассмотреть мелкого провинциального лидера, прежде всего чтобы оправдать действия, совершенные его группой. В процессе он открывает основные источники его логики и перекликается с интерпретацией аданских мусульман того, что армяне говорили и писали, в новом контексте свободы, созданной Конституционной революцией июля 1908 г. Он обращает наше внимание на ключевой момент, который иногда подчеркивается хорошо информированными наблюдателями, а именно на то, что всякая попытка требовать равенства и справедливости интерпретировалась как «восстание». В июне 1909 г., Эдуард Барфольо, репортер французской ежедневной газеты «Ле Тан», командированный в Адану, писал, после пояснения, что было бы ошибкой видеть «руку Йылдыза» за событиями в Адане:
«Турки, которые всегда были доминирующей группой, ощущают, что они являются проигравшими в недавно установленном порядке. В результате Конституции они, в некотором роде, уступили господство, которое когда-то имели, и они чувствуют, что в этих условиях будущее может повлечь для них уничтожение, в этом контексте они поднялись на защиту своих привилегий посредством кровопролития и грабежа. Турки почувствовали это в изменениях в поведении армян на уровне своих повседневных отношений»[471].