Эти погромы сильно повлияли на враждебность западного общественного мнения в отношении Османской империи, что бросало тень и на младотурок в парижском изгнании. Совершенное насилие также привело к радикализации армянских комитетов, центральные органы которых сформировались по оси Женева-Париж-Лондон. Движение младотурок, тем не менее, сумело извлечь выгоду из дипломатического кризиса, последовавшего за вырезанием армян[27]. Французское приложение к «Мешверету», которое Ахмед Риза начал публиковать в 1895 году в Париже, отразило ту неуютную ситуацию, в которой оказались парижские ссыльные, которым пришлось разрываться между своими патриотическими чувствами, требующими поддержать политику официальных османских властей, и тем унижением, которое вызвала реакция на указанные события в Европе. В своей статье, опубликованной в мае 1896 г., Риза, этот гуру движения младотурок, привел длинное обоснование, призванное показать, что резня, устроенная Абдул-Гамидом против армян, «была вполне в русле традиций исламизма и учения Корана. […] Мы хотим, чтобы вокруг султана оказались советники, проникнутые и мусульманскими заповедями, и идеями порядка и прогресса»[28]. Таким образом, Риза выдвинул тезис о том, что ответственность за резню лежит на окружении султана, которое не смогло в данной ситуации уважить национальные традиции. Следовательно, он снял всякую вину с самого султана, а также проиллюстрировал свою концепцию власти и свою приверженность к сохранению функций халифа-султана.
Через несколько недель Риза также дополняет свои подход к понятию ответственности и подчеркивает свой взгляд на христианских подданных империи. Он признается, что «чаще защищал мусульман, чем христиан. […] Это может показаться преувеличением, но факт в том, что в нашей стране нет никакого сравнения между судьбами османских христиан и мусульман. Первые сегодня — гораздо счастливее или менее несчастны, если хотите. […] Если грабят в основном христиан, то это только потому, что они богаче и живут в большем материальном комфорте, чем мусульмане, а также либо из страха, либо из подозрительности, свойственной победителям, держат свои двери на замке»[29]. Эти слова лидера младотурок определенно произрастают из вековых традиций Османской империи, отмеченных понятием христианского «гостя», который «пользуется своей счастливой судьбой», не выказывая благодарности к приютившим его хозяевам и не желая делиться с ними своим богатством. Насилие со стороны доминирующей группы, таким образом, узаконено.
В декабре 1895 года в Доме научных обществ со своей лекцией выступил Жюль Роше, который осудил ужасные преступления гамидовского режима. Реакция на его лекцию столь же показательна, как и откровения статьи Ризы. Один из младотурок, который сидел рядом с Ахмедом Ризой, не в силах сдержать себя, вскричал: «Вся эта информация — ложь, придуманная гнчаковцами!» Далее он сделал армян ответственными за события, которые запятнали репутацию Турции[30]. Это говорит о том, как эти молодые «либеральные» активисты, оставаясь едиными в своей борьбе против режима Абдул-Гамида, противостояли друг другу по многим пунктам, оставаясь заложниками своего культурного происхождения и исторических традиций.
Со своей стороны, армянские активисты, которые стремились апеллировать к западному общественному мнению, жаловались на то, что парижская пресса изображает их террористами и намеренно игнорирует реальность массовых убийств[31]. По словам Сапах-Гуляна, эта общая тенденция была опровергнута в его разговоре с Анатолем Леруа-Болье, который был его профессором в Школе политических наук. Известный знаток Востока, он согласился участвовать в дебатах[32]. Его вклад также был сделан в форме лекции «Армения и армянский вопрос», которую он прочитал в Доме научных обществ. Это мероприятие с участием французских знаменитостей дало и младотуркам, и армянским активистам еще одну возможность озвучить свои противоположные точки зрения. Оно также показало, что Стамбул внимательно следит за своей оппозицией в изгнании. Как пишет Сапах-Гулян, Мунир Бей, посланник султана, на которого была возложена обязанность контролировать парижскую оппозицию, нанял молодых османских студентов и привел их в лекционный зал, в котором также присутствовали Ахмед Риза и его однопартийцы. Один из них, который без сомнения, отражал настроения своих товарищей, прервал лектора и спросил, может ли такой серьезный ученый говорить в понятиях «религиозной группы»[33]. Стремясь, таким образом, преуменьшить роль армянской идентичности, младотурки по сути выразили свою озабоченность в связи с кампанией, развязанной гнчаковцами, которые, добавив обиду к физическим страданиям, пригласили «иностранца» включиться в дебаты по «внутреннему вопросу» и стимулировать вмешательство европейских посольств в турецкие дела.
27
31
1 октября 1895 года гнчаковцы устроили демонстрацию перед Блистательной Портой перед вручением Петиции о погромах в Сасуне и катастрофическом положении оставшихся в живых. В мирном шествии, о котором организаторы заранее сообщили властям, приняли участие четыре тысячи человек. Полиция, не привычная к такого рода протестам — В. Дадрян отмечает, что это был первый случай в истории империи, — вмешалась; за ней вскоре последовало мусульманское население. Всеобщая резня началась во всех частях города, где жили армяне. Сорок армянских церквей в Стамбуле оставались заполненными беженцами в течение двух недель, пока дворец султана не распорядился издать приказ прекратить охоту на армян: В. Дадрян в своей книге «История геноцида армян»
32