Он улыбнулся.
– Зачем это вам? – спросил я.
– Буду честен, – сказал Вильям. Выпустил клуб дыма, отбросил свою сигариллу. – Во-первых – из-за чувства вины. Я считаю себя обязанным искупить вину… отчасти и свою. Во-вторых – это хороший, добрый поступок. А чем держится наш мир, как не добротой и взаимопомощью? В-третьих, и, может быть, это самое важное, ваш пример поможет Рози и Роси выправиться, стать настоящими людьми. Я поговорил с ребятами, с мамой, они все рады. Ну… как?
Он ждал. От него пахло табаком и каким-то дорогим пряным одеколоном.
– О преимуществах для вас с Лионом, которые я уже перечислил вкратце, можно и не говорить. Верно?
Папа никогда не курил. Это дорого, нужно специальное разрешение… было нужно…
– Спасибо, – сказал я. – Но…
– Я понимаю, Тиккирей, что ты привык относиться ко мне с некоторой иронией, – сказал Вильям. – Манера держаться и выражать свои мысли… ведь так? Но поверь, что это лишь следствие специфической работы. Мы вовсе не такие плохие люди, как ты мог подумать.
– Я и не думаю, что вы плохие, – быстро сказал я. – Нет… ну, иногда смешно, да…
Спутавшись, я замолчал. Но теперь Вильям терпеливо ждал.
– Понимаете… нет. – Я помотал головой. – Нет, спасибо, конечно. Тут вот в чем дело… вы мне ответили, зачем вам это надо – брать нас к себе.
– И тебе что-то не понравилось? – удивился Вильям.
– Нет, вы все правильно сказали. Только на самом деле вы не должны были отвечать.
– Разъясни, Тиккирей, – попросил Вильям, хмурясь.
– Ну, когда люди хотят помочь друг другу… или если дружатся… это же само собой выходит. Не потому, что надо искупать вину или делать добрые дела. Им не нужны объяснения. Это как мораль и закон, понимаете? Законы придумывают, чтобы заставить людей что-то делать или чего-то не делать. Даже если законы хорошие, они значат, что сами люди не хотят по ним жить. А вы ищете объяснений, зачем брать нас к себе в семью. И говорите, что это научит Рози и Роси доброте и смелости.
Вильям помолчал, а потом спросил:
– Это ты сам придумал?
– Нет, – признался я. – Это… один мой друг так говорит. Что закон – это костыли для морали. И что мы разучились думать сердцем, теперь думаем только головой. И еще пытаемся это оправдать, говорим, что сердце думать не может, только чувствовать. А это не так, сердце тоже думает, только по-другому.
– Многие говорят, что сердце умеет только качать кровь… – пробормотал Вильям. Он как-то сгорбился, расплылся, и вся торжественность из него ушла. – Наверное, твой друг прав, Тиккирей… прав. Ты знаешь, что мы все время пытаемся переосмыслить старые пьесы, нет? Новое прочтение «Ромео и Джульетты»… новая трактовка «Отелло». В них все должно быть разумно. Каждый поступок. И самоубийство Ромео, и ярость Отелло…
Он полез за портсигаром, тут же спрятал его. И спросил:
– Тиккирей, а ты не думаешь, что я просто искал оправдания? Своему желанию помочь вам с Лионом?
Я покачал головой:
– Нет. Извините, не думаю.
Вильям сидел, глядя в одну точку перед собой.
– У вас обязательно все получится, – сказал я. – Вы сегодня замечательно играли с Роси.
Он пожал плечами. Пробормотал:
– Да. Вначале обдумал, как буду это делать, а уже потом дурачился с собственным сыном… Наверное, и мое сердце – лишь насос…
– Вы не думайте, дело еще в том, что мы улетаем с Авалона… – сказал я.
Вильям кивнул.
Ну почему я такой неуклюжий? Я же только все испортил!
– Извините, – сказал я. – Можно я пойду?
– Конечно, Тиккирей.
– Если… когда я вернусь, я к вам зайду, ладно?
Вильям кивнул.
Когда я вышел из сада, Лион скучал, обстреливая снежками калитку. Получалось у него неплохо – она вся была залеплена снегом.
– Поговорил? – спросил он.
– Да.
– И чего?
– Ничего, – сказал я. – Слушай, ну почему всегда и все получается неправильно?
– Когда получается правильно, мы этого не замечаем, – ответил Лион.
И мы пошли домой.
Глава 5
В лучах заходящего солнца Аграбад был тихим и мирным.
Скользили в небе флаеры, сверкала сине-белая смальта башен. Я лежал, упираясь на локти, и разглядывал столицу Нового Кувейта в электронный бинокль. Видны были даже фигурки людей и машины на улицах.
– Все спокойно, Лион, – сказал я. Развернул кепку козырьком назад, чтобы не напекало затылок. – Идем?
Лион сидел рядом на корточках, жевал травинку. Пожал плечами, сказал:
– Давай попробуем.
Я встал, потер испачканные в земле рукава рубашки, и мы стали спускаться к дороге. Пологий склон тянулся от леса, где вчера вечером нас высадил корабль фагов к одному из ведущих из космопорта шоссе. Сейчас оно было пустое – на Новый Кувейт почти не прилетали корабли. Блокада…
– Мои родители хотели перебраться в столицу, – сказал Лион. – А если не удалось, то мы их будем искать.
– Обязательно, – пообещал я.
Минут десять мы шагали по дороге. Ничего необычного, правда? Двое мальчишек-подростков. Аккуратно одетые, даже немного причесанные. Мало ли почему идут пешком?
Первая машина, ехавшая в город, снизила ход, но не остановилась. На нас молча и безучастно глазели двое мужчин с заднего сиденья, водитель смотрел лишь на дорогу. Потом машина прибавила ходу и умчалась вперед.
– Давай голосовать, – предложил Лион. – Мне что-то не нравится.
– Мне тоже, – согласился я.
С тех пор как мы оказались на Новом Кувейте, мы все время и во всем соглашались друг с другом. Словно боялись поссориться – хоть самую капельку.
Все-таки мы были среди врагов. На территории Инея.
Проехали еще три машины. Но не остановилась ни одна, хотя мы сигналили изо всех сил. И даже не пытались нас рассмотреть.
– Словно знают о нас, – предположил Лион.
– Точно. Может, сойдем с дороги?
– Не помешает, – кивнул Лион.
Но мы не успели.
Флаер летел так высоко, что мы не обращали на него внимания, пока он не зашел на посадку. Прямо на дорогу, метрах в десяти перед нами. Пилот даже включил форсаж, тормозя машину, и нас ощутимо толкнуло воздушной волной.
– Мы просто идем в город, – прошептал я. – Спокойно…
Из флаера выскочили четверо. Трое мужчин и одна женщина. Все молодые и очень-очень серьезные.
– Здравствуйте, ребята, – сказала женщина. А глаза прямо прыгали по нам – настороженно и возмущенно.
– Здравствуйте, – сказал я, Лион тоже буркнул что-то.
– Почему вы не в школе? – спросила женщина.
Все четверо подошли к нам. Они вроде не боялись, но в то же время держались чуть поодаль. Да что в нас такого необычного?
– Ну… – Я покосился на Лиона. – Нас уже отпустили, занятия кончились…
Они переглянулись с таким удивлением, будто я сказал неслыханную глупость.
– Что-то не так, – вслух рассудила женщина. – Странно. Садитесь во флаер.
Один из ее спутников выступил вперед, поднял руку с зажатым в ней приборчиком. Направил на меня. Потом – на Лиона.
Приборчик издал свистящий звук.
– Лечь, руки за голову! – крикнула женщина.
Мужчины доставали оружие – маленькие пистолеты, которые прятали где-то в карманах.
– Стоять! – Лион присел на одно колено, наведя на них свой пистолет. Он успел быстрее.
Женщина прыгнула на него, пытаясь повалить. Я едва успел выбросить вперед руку – и бич, вырвавшись гибкой серебристой лентой, хлестнул женщину будто плетью. Она упала.
Кто-то из мужчин все-таки достал пистолет. Лион начал стрелять – негромкие хлопки слились в очередь, и вся троица повалилась на дорогу. Женщина лежала, не пытаясь встать, лишь с ненавистью смотрела на нас.
А с неба с воем пикировал еще один флаер!
– Бежим, Лион! – крикнул я, хватая его за плечо. – Ходу!
Лион несколько раз выстрелил вверх, будто пытаясь сбить флаер из шокового пистолета. И мы побежали. Быстро, как только могли.
Что-то тяжелое и горячее толкнуло меня в спину. В животе булькнуло, к горлу подступил соленый ком. Ноги разъехались, я упал, больно ушибив коленки, и растянулся на горячем бетоне. Щека проехалась по шершавой поверхности бетона и вспыхнула болью. Сердце стучало все чаще и чаще. Рубашка быстро намокала кровью. Из последних сил я повернул голову и увидел в руках женщины бластер с еще дымящимся стволом.
Потом наступила темнота.